На «минном» инфополе

Врач в условиях тотальной публичности: как сохранить лицо? 
«Суд вынес приговор хирургу-убийце», - заголовок в газете. Хирург действительно наказан, но, конечно же, не за убийство, а за причинение смерти по неосторожности (по ч. 2 ст. 109 УК РФ).
Тем не менее, журналисты ради привлечения внимания аудитории сочли возможным назвать врача именно так, вследствие чего выходит, что хирург умышленно загубил человека. Нормально ли это? Совершенно не нормально. Более того,
называть в прессе убийцей человека, который не был осужден за убийство, законом запрещено.
Но… Никаких правовых  последствий для печатного издания не наступило. На этом фоне стоит ли удивляться тому, что на медиков бросаются с кулаками, а в Республике Бурятия общественники даже предложили учредить День памяти жертв врачебного равнодушия?

 В «МГ» N6 от 14.02.2024 г. в статье «Градус дискуссии растёт, решений пока нет» мы рассказали о том, как в Госдуме эксперты и законодатели в очередной раз обсуждали тему правового обеспечения безопасности медицинской деятельности. Больше двух десятков участников высказали свои предложения, как обеспечить защиту медиков от физической агрессии со стороны пациентов и их родственников. И только один эксперт обратил внимание аудитории на то, что в регулировании нуждается информационное пространство, которое окружает врачебную деятельность.  

 - Век информационных технологий создаёт условия для тотальной публичности. И пока российские медработники существуют в таком информационном поле, которое недостаточно регулируется и контролируется, мы ещё очень долго будем пытаться придумать какие-нибудь законодательные меры, как бы их защитить от последствий, хотя надо устранить причину, - убеждён преподаватель кафедры судебной медицины РУДН, судебно-медицинский эксперт, медицинский юрист, кандидат медицинских наук Руслан Калинин.

 Редакция «МГ» предложила продолжить разговор. Являясь средством массовой информации, наше издание в то же время полностью разделяет мнение собеседника о том, что репутационные потери отечественной медицины в значительной степени спровоцированы именно некорректной подачей информации в СМИ и социальных сетях.    

 - Руслан Эдуардович, на «круглом столе» в Думе говорили в основном о последствиях - растущем потоке жалоб на врачей, их уголовном преследовании, длительности судебных разбирательств. Рассуждали, как это всё сократить, а до первопричины явления не добрались. 

 - Прежде всего, справедливости ради хочу сказать, что врачи не более чем представители прочих профессий находятся под прессингом правоохранительной системы. Определённый крен правового регулирования в сторону уголовного судопроизводства действительно есть, в то же время у других профессиональных групп риск уголовного преследования значительно выше, и приговоры по уголовным делам в отношении представителей других профессий выносятся более строгие, с более суровыми наказаниями, и гражданские иски удовлетворяются на более крупные денежные суммы.

 В качестве доказательства приведу несколько цифр. Ежегодно в Следственный комитет России поступает порядка шести тысяч жалоб на медицинских работников, а уголовное дело возбуждается только по каждой третьей жалобе. В остальных случаях претензии пациентов оказываются необоснованными. До суда доходит одно из десяти дел, а в других, как выясняется, нет состава преступления. Приговоры с реальным лишением свободы в отношении врачей вообще единичные.

 Мнение, будто правоохранители пристрастны к врачам, не имеет под собой оснований, поскольку уголовные дела возбуждаются не по инициативе следователей, а по заявлениям граждан. Сами следователи такие дела не любят абсолютно точно, медицина - слишком сложная сфера. Да, разбирательство может тянуться очень долго, но почему? Потому что следователь назначает судебно-медицинскую экспертизу, которая проводится больше года. И ничего с этим сделать нельзя, в уголовном процессе ни у кого нет права устанавливать эксперту срок завершения работы по данному делу. Нормально ли это? Да, нормально, ведь экспертизы бывают разной степени сложности.

 В итоге следствие затягивается, отчего сам следователь не испытывает радости. А потерпевшая сторона - как правило, это родственники умершего пациента, - жалуются уже и на следователя тоже, причём, во все инстанции - руководителям следственных органов, в Прокуратуру и в суд.

 - То, что вы рассказали, бесспорно, важно. Но способно ли сказанное стать утешением для врачей?

 - Утешить медиков в данной ситуации вообще вряд ли что-то может. Тем не менее, я читаю важным обозначить все аспекты проблемы, без этого невозможно найти решение.

 Итак, как правило, родственники пациента не присутствуют постоянно при оказании ему медицинской помощи. Почему же после смерти больного они пишут в Следственный комитет заявление о вине врача? Откуда у них эта уверенность в том, что, если больной умер, значит его лечили неправильно?

 Есть много факторов, которые этому способствуют, один из них - завышенные ожидания от медицины. В представлении социума, врач,  которому не удалось вылечить больного, совершил преступление. У людей не просто сложилось такое мировоззрение, но и сформирована мотивация к тому, чтобы реализовать своё право на защиту и требовать суда над врачом. Кем и чем она сформирована? Средствами массовой информации и социальными сетями. 

 - Как это происходит?

 - Прежде всего, вследствие крайне негативного и предвзятого освещения в СМИ неблагоприятных исходов оказания медицинской помощи. Есть факт смерти пациента, и есть точка зрения его родственников, которые считают, что человека лечили плохо. Журналисты всё это сразу же, без проверки фактов, охотно публикуют, используя набор клише типа «белая халатность». Подобные сообщения активно работают на формирование в обществе недоброжелательного отношения к медицине.

 Через полтора года, когда будет готов результат судмедэкспертизы, и следствие придёт к выводу, что никакого преступления на самом деле врач не совершал, об этом уже никто не узнает. То есть негативную информацию обществу дали, а сообщение, которое опровергает вину врача, от него скрыли.

 В российском публичном информационном поле практически отсутствует взвешенное освещение работы врачей. Мы видим два варианта телесюжетов и статей в СМИ - либо откровенная имиджевая реклама с демонстрацией супер-инновационных диагностических технологий и высокотехнологичных операций, либо рассказ о «врачебных ошибках». Ничего среднего. Подобные крайности формируют у населения впечатление, что медики не имеют права на неудачу. Более того, они не имеют права на усталость, её проявление очень раздражает пациента, даже если он пришёл на приём под конец рабочего дня врача или попал в больницу ночью, а дежурный хирург только что вышел из операционной, где провёл четыре часа. 

 Но не будем закрывать глаза и на то, что медицинское сообщество тоже несёт ответственность за происходящее в инфополе. Между медработниками и пациентами существует коммуникативная пропасть. Многие врачи просто не умеют говорить с пациентами. В медицинских вузах недостаточно эффективно обучают правильной профессиональной коммуникации, хотя это не менее важный и не менее сложный навык, чем выполнение хирургических операций.

 Нередко врач до начала лечения уверяет пациента в том, что всё будет хорошо, умалчивая о возможных осложнениях. Что произойдёт, если обещания врача не реализуются? Правильно - конфликт. Или другая крайность: практикуется патерналистская модель «Я врач, мне лучше знать», при которой пациенту не позволяется задавать лишние вопросы и высказывать сомнения. В случае неуспешного лечения человек, конечно же, напишет жалобу.

 - Врач будет виноват в любом случае, хорошо ли он объяснил, плохо ли. Если результат лечения отрицательный, жди либо жалобу в СКР, либо визит съёмочной группы телевидения, плохой комментарий на сайте отзывов и пасквиль в соцсетях.

 - Писать жалобы, обращения, заявления - конституционное право гражданина. Кто угодно может упрекать, критиковать и считать виноватым кого угодно, если он при этом обращается в соответствующие инстанции и его обращение не содержит заведомо ложной информации, то есть клеветы.

 Когда мои студенты признаются, что опасаются пациентских жалоб, я говорю: «Если вы не готовы смириться с самим фактом, что на вас будут жаловаться, в том числе, когда пациент искренне заблуждается и вы не виноваты, то вам труднее будет работать». Врачи хотят, чтобы их считали носителями особой профессии, а вместе с тем не готовы ради этого высокого социального статуса мириться с тем, что к нему прилагается. А прилагается следующая очевидность: иногда пациенту, которому больно и страшно,  психологически нужно кого-то в этом обвинить.

 Проблема не столько в самом факте большого количества жалоб, а в том, как они рассматриваются, и с чем сталкиваются врачи во время этой процедуры. Я неоднократно на разных дискуссионных площадках обращал внимание на то, что, к сожалению, нет альтернативных механизмов рассмотрения жалоб на качество медицинской помощи. Региональный Минздрав, Роспотребнадзор, Росздравнадзор и страховые компании проверяют работу медицинских организаций, однако они не обладают полномочиями в случае выявленных нарушений наказать врача или обязать больницу выплатить компенсацию пациенту. Ни у кого, кроме суда, таких полномочий нет. И пока альтернативные механизмы не появятся, врачи так и будут годами ходить к следователю, а затем в суд.

 Повторю, что сам факт жалобы - это ещё полбеды, потому как с высокой степенью вероятности она окажется необоснованной и продолжения не будет. Совсем другое дело, если негативная информация о враче или лечебном учреждении попадает в публичное пространство.

- Почему вы обратили внимание участников «круглого стола» в Госдуме на информационное поле? Оно вас чем-то не устраивает?

 - Мне не нравится, как освещается в СМИ работа системы здравоохранения. Представьте человека, который насмотрелся, наслушался и начитался, что врачи лечить не умеют, что кто-то пошёл в больницу за помощью и там умер. И вот этот человек сам заболел. Мало того, что он страдает от болезни, так ещё и врачей боится. После этого стоит ли удивляться, что травница «лечит» онкологических больных по интернету и имеет свою аудиторию? 

 Да, у гражданина есть право на информацию, никто с этим не спорит. Я не призываю запретить журналистам работать. Но информация бывает разная! В частности, в условиях современного не просто массового, а вирусного распространения новостей информация о медицине обладает особой социальной значимостью. Вирусное распространение негативной информации о врачах в итоге создает риски для пациентов. Хотя журналистам, возможно, кажется, что они как раз наоборот делают людям благо.

 - Это нерегулируемая область?

 - Регулируемая. Причём, с обеих сторон.

 Молодые доктора, которые только начинают работать в поликлинике, удивляются: «Пациент не успел зайти в кабинет, а уже возбуждён. Он что, пришёл сюда специально, чтобы со мной ругаться»? Да нет, не для этого он пришёл. Просто в системе здравоохранения пациент начинает контактировать с лечащим врачом не сразу, а минуя несколько промежуточных этапов. Сначала он записывался на приём по телефону, затем пришёл в регистратуру, где не сразу нашлась его карточка, и там он общался не с доктором, а с медрегистратором, кланяясь ему через небольшое окошечко в стекле. Таким образом, пока пациент реализовывал своё право встретиться с доктором, его психологическое состояние уже изменилось в худшую сторону. При этом он был преднагружен негативным информационным багажом, ведь каждый день ему рассказывают о врачебных ошибках.

 Как это регулировать со стороны системы здравоохранения, более-менее понятно. А как регулировать со стороны СМИ?

 Есть запреты для журналистики, связанные с тем, что употребление определённых слов может негативно влиять на массовое сознание. Например, при обрушении жилого дома говорят и пишут, что произошёл хлопок бытового газа, а не взрыв. С недавних пор журналистам не рекомендовано указывать национальность преступников, дабы не провоцировать межнациональную рознь. И это оправданно!

 Вместе с тем, сообщения, что врачи, якобы, кого-то залечили до смерти, никак не ограничиваются. В результате подобной дозволенности пациенты не обращаются за медицинской помощью своевременно, и в этом, как ни крути, невольная коллективная вина СМИ очевидна. Усилиями авторов броских заголовков и эмоциональных текстов страх человека перед болезнью усиливается страхом перед врачами.

 Далее, пресс-службы правоохранительных органов и судов, а также СМИ  регулярно сообщают о том, что началось расследование такого-то дела, в том числе, в отношении врачей. Между тем, человек считается виновным в совершении преступления даже не в момент вынесения приговора судом, а только после вступления его в законную силу. Однако «благодаря» преждевременным сообщениям отрицательное общественное мнение в отношении врача будет сформировано ещё до того, как начнётся следствие, не говоря о вынесении приговора.

 Могу привести пример. Опубликовано сообщение объединённой пресс-службы судов Санкт-Петербурга по факту обвинительного приговора в отношении хирурга по ч. 2 ст. 238 УК РФ. Затем апелляционная инстанция  врача оправдала, но сообщение висит до сих пор, причём оно обезличенное.

 - Значит, надо сделать так, чтобы информация о неблагоприятных исходах оказания медицинской помощи не появлялась в информационном пространстве раньше, чем решение суда вступит в силу. Есть, на ваш взгляд, такие способы?

 - Чисто теоретически, есть. Но лучше задать такой вопрос юристам, которые имеют опыт законотворчества. Со своей стороны могу только перечислить те вопросы информационного сопровождения медицинской деятельности,  которые, на мой взгляд, нуждаются в правовом регулировании. 

 Итак, было бы оправданно принять решение, согласно которому сообщения о ятрогенном преступлении нельзя размещать в СМИ до решения суда, которым медработник признан виновным. Журналисты резонно спросят, почему рассказывать в новостях о ДТП, которое устроил пьяный водитель, можно, а о смерти пациента по вине врача нельзя? Да потому что в первом случае очевиден насильственный характер смерти. Во втором случае он не очевиден, так как врач совершал априори правомерные действия - выполнял медицинское вмешательство.

 Далее, негативные сообщения практически всегда бывают только со слов одной стороны - родственников пациента. При этом другая сторона не имеет права комментировать. И это тоже проблема, которая нуждается в устранении. Сегодня, если пациент жалуется журналистам или в соцсетях на докторов, и при этом не даёт письменного согласия на разглашение врачебной тайны, то медики не могут публично ответить на его претензии. Неплохо было изменить законодательство о врачебной тайне. Когда в открытых источниках появляется сообщение со слов пациента или его родственников, о том, что врачи лечили неправильно, у медицинской организации сразу должно возникать право дать подробный комментарий в том же издании. Я не призываю отменить врачебную тайну как таковую. Речь идёт о том, что, если субъект этой тайны сам принимает решение её раскрыть, то следует предоставить медорганизации право ответить.

 Кроме того, журналисты пользуются возможностью обезличивать негативную информацию, чтобы не нести ответственность за клевету. Например, пишут: «Пациентка М. пострадала от бездействия врача К.». Я против публикации обезличенных сообщений, которые содержат информацию о том, что кто-то совершил какую-то ошибку или преступление. Какова общественно-полезная цель таких сообщений? Никакой. Зато общественно-негативная, как уже сказано выше, огромна. При этом СМИ получают ожидаемый для самих себя результат: люди с особым интересом читают и комментируют негативные новости, издание повышает свой рейтинг и цитируемость, а следовательно, доходы.

 - Призывать журналистов и блогеров к здравомыслию бесполезно, ничего не изменится, пока не будет чётких узаконенных правил подачи информации. А можно ли такие же правила установить и для пациентов, которые в случае чего сразу призывают на помощь СМИ?  

 - С пациентами сложнее. Как бы плохо человек ни говорил о врачах и системе здравоохранения, привлечь его к ответственности практически  невозможно, если только это не очевидная клевета. Нельзя привлекать к ответственности за мнение. Сам пациент никогда не признается в том, что клеветал сознательно. Он скажет, что искренне заблуждался.

 У врача, которого публично оговорили, есть право обратиться в гражданский суд и добиться опровержения, потребовать материальной компенсации. Было бы неверным утверждать, что данная норма права совсем не работает, я знаю докторов, которые ею пользовались. Но, во-первых, добиться в гражданском судопроизводстве победы в деле о защите чести, достоинства и деловой репутации действительно сложно. Во-вторых, сумма компенсации, назначенная ответчику судом, обычно небольшая. И главное - остановить таким образом вал негативной информации о врачах не получится, потому что далеко не каждый оскорблённый медработник готов потратить время на борьбу за своё честное имя. К тому же судиться врачу с пациентом - это одно, а судиться с крупным медиа-агентством – другое, поскольку адвокаты со стороны журналистов будут серьёзные.

 Вот почему правильнее было бы обозначить границы и условия для всех, кто наполняет информационное поле. Да, это не простая задача - урегулировать систему, которая затрагивает и свободу слова, и свободу прессы, и право гражданина на информацию, но в то же время - право любого человека на доброе имя и косвенно - репутацию системы здравоохранения и врачебного сообщества. Надо собирать серьёзную рабочую группу из числа юристов, чтобы всё продумать и дать рецепт законодателям.

Беседу вела

Елена БУШ,

обозреватель «МГ»