Шизоидная культура

Эпоха застоя с ее барабанным официальным «партийным» искусством, сделавшим живопись унизительно плакатной и постыдно примитивной, скучно назидательной и уныло правильной, вполне закономерно оказалась хорошей питательной средой для роста «внесистемных» бактерий искусства андеграунда. Культура андеграунда и искусство, альтернативное по отношению к официальному, привели к становлению в Москве 60-70-х годов прошлого века феномена так называемой шизоидной культуры.

В годы застоя в крупных городах страны, особенно в тех, где была среда пресловутой творческой интеллигенции, часто формировался богемный круг единомышленников-эстетов, диссидентов и вялых оппортунистов, показывающих властям безвольную фигу в кармане. Среди таких вольнодумцев нередко оказывались художники-авангардисты. В Москве было несколько объединений, в которые зачастую входили совершенно различные по манере живописцы. Прошедшие с тех пор десятилетия показали, что среди этих художников было несколько оригинальных мастеров.

Среди большинства школ, появившихся в это время в лоне альтернативной культуры, только «школа» литератора Юрия Мамлеева, сына профессора психиатрии В.Мамлеева, сумела создать некую традицию, так как студии и академии, созданные Э.Белютиным, М.Шварцманом, Б.Биргером, М.Гробманом, В.Вейсбергом и т.д., не оставили сколько-нибудь значительных последователей своих систем.

Именно «салон» Мамлеева в Южинском переулке стал местом главных сборищ художников-«шизоидов», чьим творческим кредо была «абсолютизация безумия». Частыми гостями здесь были все художники московской богемы, которых интересовал феномен сумасшествия. Они относились к безумию, как к особой форме страдания в творчестве. Среди них были, например, такие живописцы, как И.Ворошилов, В.Яковлев, а также ныне малоизвестные А.Бабиченко и В.Пятницкий, ушедшие из жизни по собственной воле.

Владимир Пятницкий, кстати, в своих аутоэкспериментах дошел до того, что однажды сделал себе внутривенную инъекцию, набрав воду непосредственно из уличной лужи. Тогда с ним ничего не произошло, но когда он ввел себе внутривенно коктейль из ацетона, лака для ногтей, стирального порошка и чего-то еще, столь же неожиданного, его организм не выдержал издевательств над собой: художник погиб. Подругой версии, В.Пятницкий опохмелился реставрационным растворителем, расплавив себе пищевод.

Сын известного писателя художник А.Паустовский сделал серию рисунков, изображавших пациентов психиатрических больниц. В мамлеевском «салоне» всех объединял сознательно культивировавшийся бред, постепенно ставший формой общения между членами этого круга, превратившийся в язык авгуров и посвященных. Из состязания друг с другом в безумии рождался странный конгломерат парадоксальных взглядов, который и вошел в московскую богемную жизнь под термином «шизоидная культура». Разумеется, будучи порождением подполья и эстетического оппортунизма, она была ориентирована на иррациональное начало, не принимая скучного материализма и неинтересного предсказуемого рационализма. «Шизоиды» почувствовали, что рациональный разум потерпел фиаско, оказавшись в болоте стагнации, и для выживания в окружающем мире имени Дж.Оруэлла нужны иные средства. Стихия чистого безумия не была самоцелью для исследовавших ее гуманитариев. Отказ от разума использовался «шизоидами» как творческий метод, как инструмент, позволяющий проникать в иное пространство, потому что жить в пространстве реальном им было скучно и тяжело. Тем не менее опасные игры с разумом привели многих художников кружка Мамлеева в психиатрическую больницу: играя в сумасшедшего, можно увлечься и не заметить, что игра-то закончилась, а остановиться никак не получается. Возможно, некая специфическая стигматизация в виде интереса этих художников к теме бреда, безумия, вообще психопатологии, уже тогда, на раннем этапе, обозначала преморбид, который впоследствии закономерно переходил у некоторых из них в явную болезнь.

Литератор Игорь Дудинский писал: «Посещавшего тогдашние московские «сборища» не покидало ощущение, что он находится в сумасшедшем доме. Конечно, экзальтированному, да и просто впечатлительному человеку сохранить разум в этих условиях было сложно... Недаром явление, которое выкристаллизовалось из этой мешанины, отныне принято называть шизоидной культурой... Ее творцами были люди не от мира сего, которые, само собой, меньше всего заботились о судьбе своего наследия».

Произведений изобразительного искусства шизоидной культуры сохранилось не так уж много, но представление об эстетических и философских принципах этого движения могут дать тексты Ю.Мамлеева, которые он писал до эмиграции. «Новые дома выглядят здесь абстрактно и гноятся людьми». «Казалось, слезы текли из ее живота и жирных боков» («Великий человек»). «Вы, людишки, - умиленно, но мутно предчувствуя в себе визг, - продолжал Ангел, - полагаете, что Творец, дескать, создал сначала низшее, амёбное, а потом это развилось до высших форм; это вам так кажется по химеричности времени; а по сущности - наоборот: не человек «произошел» от обезьяны, а, напротив, обезьяна - от человека; и так дальше вниз -до клопа, вши, червя...», «...одно только мучило меня: как стать погаже и поомерзительней» («Голос из Ничто»). «...никому не приходило в голову, что мир создан не Богом, а Крысой, злобной и параноидной, создан для того, чтоб было ей что мучить...» («Крыса»). Таков мир шизоидной культуры, таковы персонажи, населяющие пространство этого мира.

Искусство «шизоидов» по своим идеям было несколько вторичным - в континууме мировой культуры. Некоторое «запаздывание» отечественной живописи, изолированной от художественных тенденций планеты, привело к тому, что советский андеграунд, подобно русскому механику Ивану Кулибину, делал деревянные часы. А труднодоступность литературы, часто перепечатывавшейся в пяти экземплярах под копирку, приводила к неумышленному плагиату или к поверхностной и торопливой трактовке текстов. Среди «открытий» шизоидной культуры, например, присутствуют изобретения, близкие к эстетике и идеологии сюрреализма: любая существующая вещь (понятие, категория...) - абсолютно не то, за что они себя выдают. (Можно уловить в этом тезисе превратно и слишком буквально трактованных Платона и Канта.)

Но многие идеи этих художников явно продиктованы той самой «абсолютизацией безумия», которая была ими декларирована в качестве идейной и эстетической программы: каждая вещь существует совершенно отдельно и независимо от всего, и наша реальность - это множество никак взаимно не соприкасающихся миров. Трудно не заметить здесь почти не прячущийся аутизм с параноидным оттенком (и неглубоко трактованный экзистенциализм С.Кьеркегора, немногим ранее приведший на Западе к феномену антипсихиатрии, которая тоже истолковала идеи датского философа чересчур прямолинейно). Отношение к миру художников-«шизоидов» часто носило скрытый аутодеструктивный характер. Они считали, что всё существующее может быть уничтожено и, следовательно, является иллюзией, которую можно не учитывать, а реально лишь то, чего нет, таким образом, они устраняли из своей жизни созидание как таковое, обратившись в сторону небытия, в сторону бездны «Черного квадрата» К.Малевича. «Шизоиды» считали, что выше Бога стоит иное, фантастическое бытие, которое, не существуя, в то же время является единственной реальностью, с которой следует считаться и которую необходимо рассматривать как единственный спасительный ориентир.

Аннигиляция и небытие, деструкция и суицид - вот что сквозит в этих словах и идеях шизоидной культуры. И амбитендентность (несуществующее бытие) не превращает их тезисы в забавную средневековую схоластику или изящный английский парадокс -слишком серьезные моральные постулаты отвергаются в этих словах. Если месса не служится Богу, то она предназначена для Сатаны. И мамлеевский кружок, видимо, двигался именно в этом направлении до тех пор, пока спасительное безумие не остановило одних, а с другими не справилась застойная социальная система: внесистемные элементы рано или поздно вынуждены или стать частью системы, или быть ею отвергнутыми (уделом самого Мамлеева стала вынужденная эмиграция).

Пунцовые плакаты социалистического реализма победили мрачное искусство шизоидной культуры на последнем дыхании собственной, уже агонизирующей активности. Но если даже почти нежизнеспособная продукция советского агитпропа оказалась в состоянии выиграть сражение у андеграундных «шизоидов», то каковы же были реальные потенции этого искусства (хотелось бы взять последнее слово в кавычки)?

Многие безумные художники, создавая свой неповторимый язык, часто заставляли мир понимать его (хотя иной раз только после своей смерти). Они придумывали новые слова и стили, рождая новые миры и пространства, делая человечество духовно богаче. В отличие от них московские «шизоиды» превратили свой язык в средство деструкции и аутодеструкции, не пытаясь создать ничего: аннигиляция была их кумиром. Слово «творчество» изначально предполагает некое созидание, но художники шизоидной культуры созидание отринули, отказавшись таким образом и от творчества. Они изначально использовали в качестве средства коммуникации заведомо нежизнеспособную психопатологическую и деструктивную систему, которая уже не могла стать новым языком, ибо самонавешенный ярлык патологии дезавуировал любые потенции такой эстетики. Шизоидная культура сразу заговорила на старом языке болезни, который был всего лишь частью прежней дряхлой системы, и место его в этой системе было маргинальным. Но «... как пчелы в улье опустелом, дурно пахнут мертвые слова», - писал Н.Гумилев. У «шизоидов» не хватило творческого потенциала, чтобы выдумать внесистемный порох нового и сильного искусства. Они добровольно заняли свою грязную нишу внутри презираемой ими социалистической системы (чего сами не заметили) и рисовали тот мусор, который время от времени мимо них проносил ветер. Нежизнеспособное дитя вялых диссидентов умерло, наконец-то осуществив свою мечту. Можно, казалось бы, возразить, заметив, что и С.Дали называл свой метод «параноидально-критическим», тоже вроде бы используя в качестве языка патологическую систему; но у испанского художника его искусство предшествовало появлению термина, который был более эпатажным, нежели адекватным по сути, а кроме того, разве можно сравнивать фейерверк с уныло и монотонно падающими из плохо завернутого крана каплями ржавой воды?

Художники шизоидной культуры вновь актуализировали слова С.Маковского, сказанные им в конце 1920-х годов: «Чудовищными письменами начертано на знамени, прикрывающем современные живописные «крайности», приближающиеся то к музыке, то к клиническому бреду, то к метафизическому умозрению и к теориям «четвертого измерения», страшное слово «Insanitas» (безумие)».

Игорь ЯКУШЕВ,
психиатр,
кандидат медицинских наук.
Архангельск.