Профессор Сергей Капица, основатель и бессменный ведущий телепрограммы «Очевидное – невероятное», получил золотую медаль Российской академии наук за выдающиеся достижения в области пропаганды научных знаний, став ее первым обладателем. Вручавший награду президент РАН Юрий Осипов назвал профессора Капицу «целым явлением», благодаря которому «тысячи молодых людей были вовлечены в науку, в культуру, в другие направления деятельности».
– Сергей Петрович, многих интересует, откуда у вас такая экзотическая фамилия?
– Наша фамилия имеет славянское происхождение. Корни уходят в глубь веков, и первые летописные упоминания относятся к временам Куликовского сражения. Там упоминается некий купец Капица. Фамилия редкая, я Капиц, которые не были бы мне родственниками, почти не встречал.
– А как началась популяризация науки? Случайно или сознательно?
– Всё началось случайно – с увлечения аквалангами в середине 1950-х годов в Коктебеле, куда мы с женой ездили отдыхать. Там всегда собиралось хорошее общество; много времени мы проводили с моим старым знакомым Аркадием Мигдалом, будущим академиком, был там и переехавший в СССР итальянский физик Бруно Понтекорво, которого я знал еще по Дубне, где мы делали ускоритель. Понтекорво привез из Италии оборудование для плавания в масках, и мы начали нырять. Это нас очень увлекло. А тут на экраны вышел фильм Жака Ива Кусто «В мире безмолвия», и нам безумно захотелось плавать с аквалангом. Нам удалось узнать, что настоящий акваланг есть на киностудии в Москве. Мы его тщательно обмерили, и по протекции Мигдала в лаборатории Института атомной энергии сделали два таких же аппарата. На «Победу» Мигдала приспособили компрессор, чтобы заполнять баллон сжатым воздухом, и с таким оборудованием – самодельными аквалангами и своим сжатым воздухом – отправились в Крым. В Институте биофизики я обнаружил киноаппарат. Стоит ящик, а в нем в полном комплекте профессиональный 35миллиметровый киноаппарат с заводной ручкой, очень простой и надежный, такими снималась кинохроника во время войны. У нас был замечательный механик Витя Суетин, и он сделал к нему герметический бокс. Теперь для подводной съемки нам не хватало только умения снимать кино. Чтобы освоить это искусство, мы познакомились с Михаилом Калатозовым – он был тогда на вершине славы, его фильм «Летят журавли» получил приз Каннского фестиваля. Мы попросили Калатозова научить нас азам операторского искусства. Это потом очень пригодилось при работе на телевидении. Михаил Константинович пригласил нас с Мигдалом на Мосфильм, где он в это время снимал картину «Неотправленное письмо», и провел инструктаж. Мы отсняли под водой на Дальнем Востоке полторы тысячи метров пленки, казалось бы, вполне приличного качества. Привезли всё это в Москву. Все 9 коробок с проявленной пленкой сразу понесли к нашим шефам – Калатозову и великому оператору Урусевскому – и вместе сели смотреть. Нам крутят наши пленки – и мы в полном ужасе: видим, что сделали все возможные ошибки, характерные для новичков. Мы были в полном расстройстве, нам казалось, что весь труд, целый месяц работы – всё коту под хвост. И тут Урусевский поворачивается говорит: «Знаешь, Мишако, пожалуй, из этого можно сделать одну часть». Мастер увидел-таки жемчужное зерно!
– Как к телекарьере отнесся ваш отец?
– Скептически. Журналистов он считал за недостойных собеседников и почти никогда не давал интервью. Даже когда в 1978 году получил Нобелевскую премию, спасался от прессы в Барвихе, в правительственном санатории. А я за него отдувался, должен был отвечать на все вопросы журналистской братии, а потом ему докладывать обо всем, что происходит. Но иногда журналисты всё же пробирались к нему. Как-то я приехал в Барвиху и застал отца в парке на скамейке с одной очень эффектной дикторшей с центрального телевидения. Когда я подошел, желая сказать что-нибудь приятное, она заулыбалась: «Смотрите, какой у вас знаменитый сын». Отец повернулся и ответил: «Это я знаменитый, а он только известный».
– Наверняка крупных ученых заполучить было не так-то просто…
– Прошло немало времени, прежде чем наша деятельность начала получать признание в высоких научных кругах. Крупные ученые – а именно их участие для нас было принципиально важно – поняли, что от них ждут в передаче не отчета, не ликбеза, а дают им возможность поделиться своими взглядами на мир и познание, поразмышлять о природе вещей, о перспективах наук. Причем шире, чем это возможно в их повседневной работе, ограниченной, как правило, рамками специализации. Участие в передаче стало престижным делом.
– Передача «Очевидное – невероятное» в 1991 г. была закрыта по решению руководства Первого канала. Как вы это пережили?
– Это было время, когда на экране царили Кашпировский и всякие другие подобные ему Чумаки. Разумное слово, с которым я был связан, – никогда этому не изменял и не изменю – не находило места в общественном сознании. Кризис передачи «Очевидное – невероятное» совпал с кризисом отношения к науке в общественном сознании, но наука переживет любые кризисы. Сейчас благодаря усилиям продюсера Светланы Поповой передача вновь появилась на российском теле видении, и мы по-прежнему выходим раз в неделю, по субботам. Как раз завтра у нас очередная запись. В следующем году исполняется 40 лет «Очевидному – невероятному», а мне – 85. Получается, я почти полжизни веду эту передачу. Представить страшно!
– А когда началось ваше увлечение демографическими проблемами?
– Когда меня избрали в Международную астронавтическую федерацию, как «новичку» мне полагалось сделать доклад, как-то себя продемонстрировать. Я решил обратиться к проблеме роста населения Земли. Чем больше я погружался в предмет, тем становилось очевиднее, что человечество – это сложная система. Задача же демографии обычно виделась в том, чтобы описать процессы роста населения отдельно взятой страны в свете конкретных социальных и экономических условий. Поэтому есть демография России, Франции, Англии, но нет демографии мира. Но именно динамика роста населения дает ключ к пониманию мира как единой системы. Так уж вышло, что я стал родоначальником глобальной демографии, и чем больше я погружался в эту тему, тем яснее сознавал, какая это емкая, математически прозрачная и важная наука.
Многие считали, что рост населения приведет к освоению других планет. Так рассуждали такие разные личности, как, например, Циолковский и Шкловский. Я начал этим заниматься и получил формулу взрывного режима. Гиперболическую зависимость до меня открывали многие, но делали из нее другие выводы. Если следовать прежней логике, то нас должно быть уже 10 млрд, а нас 7. Это означает, что мы сейчас проходим процесс стабилизации роста населения.
– Колонизировать другие планеты не потребуется?
– Нет, нам надо обустраивать свою жизнь на Земле, а космос пусть осваивают умные машины, что и происходит. Когда развитие человечества рассматривается в целом, а рамки исследования расширены во времени, оказывается возможным описать весь процесс истории в прошлом и указать на развитие в предвидимом будущем. Ибо тот, кто не умеет «предсказывать прошлое», не может рассчитывать и на предвидение грядущего.
– Важнейшей проблемой современного общества вы называете распространение лженауки. Как вам кажется, этот процесс по-прежнему набирает обороты или тормозит?
– Торможения пока не видно. С тех пор, как я занялся популяризацией науки, проблема стала еще острее. Деятельность всевозможных шарлатанов и астрологов стала еще более широкой. Это существенный вопрос, который отражает растерянность в умах в наше переходное время. Объемы средств, которые обращаются в этой сфере, сравнимы с финансированием науки в целом. Отношение к науке в государстве напоминает мне анекдот про лошадь и цыгана, который в целях экономии стал давать ей вдвое меньше овса – и ничего, ходит. Тогда он сократил паек еще вдвое – опять жива. Цыган снова урезал количество овса. Наконец, лошадь сдохла. Так и наука. Нельзя же так долго испытывать ее на выживаемость!
– А как вы относитесь к идее продления жизни на неопределенно долгий срок? Сейчас для этого создаются различные технологии…
– Как-то я жил в одном роскошном отеле, сплошь населенном старухами, вдовами миллионеров. Более жалкого впечатления не при помню. Денег неограниченное количество, а жизни нет. Все эти разговоры о переселении в бессмертные тела теряют смысл, пока мы не определили, кто будет этим пользоваться. Такие вот богатые старухи? Но зачем?
– Сергей Петрович, а что это за история покушения на вас с ножом?
– С топором, милая! Это случилось в Физтехе в 1987 г. Я прочитал лекцию, иду к себе в кабинет. Вдруг почувствовал сильный удар по голове сзади. Боли не было: я даже подумал, что кто-то резко хлопнул мне в ухо, такая дурацкая шутка. Я обернулся и получил второй удар по голове. Только тут я понял, что какой-то парень бьет меня топором. И тут со мной что-то случилось, что-то во мне взорвалось, какие-то запаянные первобытные инстинкты. Я ничего не помню, помню только, как очнулся через какие-то секунды лежащим на нем сверху, и топор уже у меня в руках. Тогда я перевернул топор и ударил его обухом по лбу. Ударил сильно, он сразу затих и лежал как колода. Такой вот ужастик. Но всё закончилось хорошо. Рана была глубокая: мне наложили 17 швов, я потерял полтора литра крови, так что пришлось делать переливание.
– А кем был нападавший?
– Он работал в реставрационных мастерских в Ленинграде, восстанавливал иконы, а еще он состоял в черносотенной организации «Память», и я у них считался главным жидомасоном. Потом, оправдывая свой поступок, он писал, что хотел избавить родину от страшного врага. Судить его было нельзя: он был официальным сумасшедшим, так что его отправили в закрытое психиатрическое учреждение – что-то среднее между психушкой и тюрьмой. Страшное, говорят, место.
– Сергей Петрович, у вас в жизни было немало случаев, когда вы оказывались на волосок от гибели. Может быть, это все-таки Бог вас бережет?
– Думаю, мне помогала хорошая реакция, самообладание и спортивные навыки.
– Вы как ведущий передачи «Очевидное – невероятное» должны допускать, что есть не только очевидное, но и невероятное. Для вас в жизни есть чудо?
– Главное чудо – то, что мы живем. Сама наша жизнь – это, конечно, большое чудо. Рождение ребенка и то, что происходит с ним на наших глазах, когда за полтора-два года он достигает такого колос сального прогресса, – это тоже совершенно невероятно.
– Говорят, вы не любите воспоминаний, не хотите писать мемуары. Почему?
– Потому что жизнь продолжается, а мемуары – это своего рода подведение ее итогов. Я не хочу жить прошлым, потому что у меня еще слишком много дел в настоящем.
Беседу вела
Наталия ЛЕСКОВА,
корр. «МГ».