20 апреля 2024
Вы здесь
«...Лишние портянки и белье сдавайте на бинты»
Стихотворение
На ничьей земле пылают танки.
Удалось дожить до темноты.
Умоляю! - лишние портянки
И белье сдавайте на бинты.
Я стираю их в какой-то луже,
Я о камни их со злости тру,
Потому как понимаю: нужно
Это всё мне будет поутру.
Недавно близкие и поклонники творчества Друниной отметили ее несбывшееся при жизни 85-летие. Она добровольно ушла из жизни в 66 лет, с началом распада Советского Союза. На своей подмосковной даче оставила в «жигуленке» работающую печку, приняла снотворное... В предсмертном письме есть такие слова: «Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только, имея крепкий личный тыл...»
Говоря о «личном тыле», Юлия Друнина имела в виду своего любимого и обожаемого мужа кинодраматурга Алексея Каплера. Того самого, с которым у дочери Сталина Светланы был роман. Он создавал фильмы, сидел в лагерях и был старше Друниной на 20 лет. Говорят, она очень тяжело переживала его кончину. Об этом свидетельствует и такой факт: поэтесса по завещанию погребена в одной могиле с Каплером в Крыму. А первым мужем Друниной, с 1944 г. был известный поэт Николай Старшинов, с которым она прожила 15 лет, у них родилась дочь Лена.
Шинель
О счастливой семейной жизни Друниной с Каплером, продолжавшейся тоже 15 лет, хорошо сказал ей поэт Марк Соболь: «Каплер стянул с тебя солдатские сапоги и переобул в хрустальные туфельки». Как тут не вспомнить свидетельства сокурсников Друниной по литературному институту, которые видели ее всегда в неизменной солдатской шинели, в отвороте которой сверкали боевой орден и самая первая медаль - «За отвагу».
...Я пальто из шинели давно износила,
Подарила я дочке с пилотки звезду.
Но коль сердце мое тебе нужно, Россия,
Ты возьми его, как в сорок первом году!
Юлия Друнина чуть ли не единственная фронтовая поэтесса, которая до конца жизни осталась верна своей военно-медицинской теме. Позже ее творчество сравнивали с военными стихами Александра Твардовского. На самом деле комиссованная по ранениям старшина медицинской службы Друнина впервые опубликовала стихотворение, посвященное войне лишь в 1945 г.:
Я только раз видала рукопашный,
Раз - наяву и сотни раз - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно.
Тот ничего не знает о войне.
А в 1948 г. вышла первая книжка. Но писать и рифмовать она пробовала еще с детства. Посещала литературную студию при Центральном доме художественного воспитания детей. В конце 30-х участвовала в конкурсе на лучшее стихотворение. «Учительская газета» опубликовала ее стихотворение «Мы вместе за школьной партой сидели».... Оно прозвучало и по радио.
Родилась будущая поэтесса в семье учителя-историка и библиотекарши. Когда началась война, 17-летняя девушка по совету отца пошла санитаркой в глазной госпиталь, рыла окопы под Можайском. Но ей страстно хотелось попасть на фронт. И попала - в самое тяжелое время, в самый тяжелый род войск, пехоту. Еще звучали в ушах укоризненные слова старшины военкомата: «Жизнь молодая надоела?», но уже рождались строки:
Нет, это не заслуга, а удача –
Стать девушке солдатом на войне,
Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно было б мне!..
Но дописала полностью это стихотворение Друнина лишь 20 лет спустя. Она вспоминала, что тогда в самом начале войны она думала, что не успеет совершить подвиг и война быстро закончится. «Спасение челюскинцев, тревога за плутающую в тайге Марину Раскову (одна из первых летчиц), покорение полюса, Испания - вот чем мы жили в детстве». Она была совершенно тургеневской девушкой, книжной, романтичной.
Какие удивительные лица
Военкоматы видели тогда!
Текла красавиц череда (...)
Всё шли и шли они –
Из средней школы,
С филфаков,
Из МЭИ и МАИ
Тургеневские девушки мои.
Не оказалась женской палаты
Она 13 суток выходила из окружения, болела легкими от непроходящей простуды, голодала, ежедневно видела смерть, ревела от отчаяния, когда на руках умирал раненый, не мылась неделями, пила из лужи, глохла от солдатских «мать-перемать». На ее глазах разорвало миной в клочья комбата - самую первую пылкую любовь девушки в солдатских погонах. Вскоре ее саму тяжело ранило: осколок от снаряда вошел в шею и застрял в нескольких миллиметрах от сонной артерии. Санинструктора в беспамятстве привезли в госпиталь. Она была ужасно худа и очень похожа на мальчишку. К тому же в том госпитале не было женских палат, и Юля лежала с мужчинами. Раненые с соседних коек деликатно отворачивались, когда к ней приходили санитарки, чтобы осуществить необходимый уход за тяжелораненой. В одном стихотворении она, возможно, пишет о себе самой:
На носилках около сарая
На краю отбитого села
Санитарка шепчет, умирая:
- Я еще, ребята, не жила.
И бойцы вокруг нее толпятся
И не могут ей в глаза смотреть:
Восемнадцать – это восемнадцать,
Но ко всем неумолима смерть...
Еще раньше, в 1943 г., Друнина была контужена и в первый раз комиссована. В истории болезни значилось: частые обмороки, частое носовое кровотечение, сильные головные боли, кашель с кровавой мокротой. Заключение: не годна к несению военной службы. По возвращении в Москву отец настоял на том, чтобы вся семья эвакуировалась в Сибирь. Так они оказались в таежном поселке Заводоуковка под Тюменью. Здесь Друнина работала на заводе и искала пути возвращения на фронт. Вскоре умирает отец, настырную девчонку теперь ничто не сдерживает. Ее направляют в Хабаровскую школу младших авиационных специалистов. В конце концов она добирается до Москвы, заявляется в Санупр и добивается назначения на фронт. Будущая поэтесса, депутат Верховного Совета СССР, лауреат Государственной премии СССР, чьим именем потом назовут малую планету во Вселенной, она участвовала в атаке на село Озаричи, за что получила медаль «За отвагу». Командир санвзвода Кривощёков потом вспоминал: «В первом же бою нас поразило ее спокойное презрение к смерти... У девушки было какое-то полное отсутствие чувства страха, полное равнодушие к опасности. Казалось, ей совершенно безразлично, ранят ее или не ранят, убьют или не убьют». А как же знаменитые строки, вошедшие во все послевоенные антологии: «Кто говорит, что на войне не страшно, / Тот ничего не знает о войне».
Вероника Тушнова
В конце 1945 г. Друнину пригласила в гости Вероника Тушнова, чтобы отметить выход своего дебютного поэтического сборника. Было бы странно, если бы эти две фронтовички с похожей судьбой никогда не встретились. Нет, их накрепко связала память о войне, одержимость в творчестве. Потому уместно сказать несколько слов о Тушновой. Она была на 11 лет старше Друниной, перед войной прошла 4 курса в медицинском институте, но оставила его, чтобы заняться живописью и литературой. Однако медицинские знания ей очень пригодились, когда стала работать в эвакогоспиталях. Одно из самых сильных стихотворений так и начинается: «Морозит запах хлороформа,/постукивание костылей...»
Одно свое поэтическое творение она посвятила старому и доброму врачу Н.Л.Чистякову:
Он столько жизней бережно держал
В своих ладонях, умных и широких.
И не один, на белый стол ложась,
Когда терпеть и покоряться надо,
Узнал почти божественную власть
Спокойных рук и греющего взгляда.
Вероника Тушнова после тяжелой болезни скончалась в 1965 г., ей исполнилось только 50 лет. Однако в тот вечер у Вероники Тушновой случился некий казус, повлекший дальнейшие неприятности в поэтической карьере Друниной. Находившийся в гостях известный поэт Павел Антокольский стал грубо домогаться своей студентки. Она влепила ему пощечину. А по воспоминаниям ее мужа Николая Старшинова, однажды студентку пригласил к себе домой другой мэтр, Степан Щипачёв, и тоже стал в наглую приставать, уговаривая: «Ну и пусть знают, что ты была со мной, с поэтом-классиком»... Третьим «поклонником» стал Константин Симонов... Всё бы ничего (с кем не бывает), но на беду (или как водится) все трое оказались людьми мстительными, и долго «не пускали» Друнину в приличные литературные журналы. Правда, и Друнина спустя 4 года на институтском комсомольском собрании в резкой форме выразила свою неприязнь к мэтру-ловеласу. Многие посчитали, что студентка не забыла давнее оскорбление.
Причина этих домогательств в ту пору хорошо известна: в обществе считалось, что если женщина прошла войну, то она, мол, распутна, цинична, доступна... Здесь, наверное, уместно повторить слова известного поэта (и узника самого страшного колымского лагеря) Анатолия Жигулина, которые он сказал однажды нам в Литературном институте им. А.М.Горького: «Процент негодяев, и вообще плохих людей, примерно одинаков - что в зоне за колючей проволокой, что, скажем, в читальном зале Ленинской библиотеки».
Быт
В Москве на госпитальные деньги Друнина купила в комиссионке черное шелковое платье. Еще были кофточка, несколько шерстяных чулок, рейтузы, галифе, гимнастерка, шинель и сапоги. На первую военную пенсию она купила мороженое - хватило на три порции. В литературном институте, куда она поступила без экзаменов, ей назначили стипендию в 140 руб., а, скажем, килограмм картофеля тогда стоил 100 руб. Донимал еще и холод, в аудиториях института замерзали чернила. Молодожены Юлия Друнина и Николай Старшинов стали жить в убогой коммунальной комнатке, постоянно голодая. Позже она вспоминала: «Несмотря на невыносимо тяжелый быт, время это осталось в памяти ярким и прекрасным».
Позже, конечно, жизнь наладилась: появились новые книги, большая квартира, машина, депутатство... Кстати, на вопрос, что заставило ее баллотироваться в Верховный Совет в 1990 г., Юлия Владимировна ответила: «Единственное, что меня побудило это сделать, - желание защитить нашу армию, интересы и права участников Великой Отечественной войны и войны в Афганистане». Разочаровавшись в полезности этой деятельности и поняв, что сделать ничего существенного не сможет, Друнина вышла из депутатского корпуса. И вскоре покончила с собой...
Бессонница
Поэтесса страдала недугом, мучившим и истощавшим ее буквально с первой послевоенной ночи - бессонницей. Она признавалась подруге, известной поэтессе Татьяне Кузовлёвой: «Я устала от бессонницы. А если и засыпаю на 3-4 часа, наглотавшись, то иногда в забытьи мне не хочется просыпаться. Знаешь, я была бы рада однажды не проснуться, ей-богу, это не самое плохое...» И подруга вспоминает: «Можно было пристыдить ее за эти казавшиеся малодушными слова; можно было обратить их в шутку, можно было просто отмахнуться от них: красивая, внешне благополучная женщина, тщательно следящая за своей внешностью, за тем, как она выглядит на людях, насколько идут ей элегантный костюм или романтическое шелковое платье... Да не просто женщина, а поэтесса, еще не переступившая к тому же гребень общественного и читательского интереса к себе... Разве такие обрывают жизнь своей рукой? И никто, кроме нее самой, не видел, не чувствовал с такой остротой, как ширилась и затягивала ее в глубину сперва год за годом, а напоследок - час за часом та губительная полынья безысходности»...
Сильная женщина
Есть еще одно, давно забытое, свидетельство мужества и стойкости этой незаурядной женщины-поэта. Ее дочь, Елена, ставшая зоотехником, записала один эпизод: «Моя мама была очень сильным человеком... Начавшуюся на щеке родинку мама, по собственному почину, начала выжигать ляписом. Но родинка превратилась в огромную по размеру и толщине болячку. Встревожившись, мама обратилась к врачу. Я ждала ее звонка с волнением, а когда поднесла к уху трубку телефона, услышала спокойный голос: «Исследования показали - онкология... Самый мучительный и безнадежный вид рака... Врачи настаивают на срочной операции, при которой отхватят половину лица... Но это всё рано не спасет... Правда, есть шанс из тысячи: один врач сказал, что такое же возможно, если человек, предположим, простужен. А у меня легкий насморк... И я уверовала, что диагноз ошибочный»... И что же вы думаете, вспоминает дочь. После излечения мамы от простуды повторный анализ был отрицательным! И лицо мамы осталось прекрасным. 26.1-1997 г.»
Я не привыкла,
Чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку - Меня...
Но в этот вечер,
Мирный, зимний, белый,
Припоминать былое не хочу,
И женщиной –
Растерянной, несмелой –
На ничьей земле пылают танки.
Удалось дожить до темноты.
Умоляю! - лишние портянки
И белье сдавайте на бинты.
Я стираю их в какой-то луже,
Я о камни их со злости тру,
Потому как понимаю: нужно
Это всё мне будет поутру.
Недавно близкие и поклонники творчества Друниной отметили ее несбывшееся при жизни 85-летие. Она добровольно ушла из жизни в 66 лет, с началом распада Советского Союза. На своей подмосковной даче оставила в «жигуленке» работающую печку, приняла снотворное... В предсмертном письме есть такие слова: «Почему ухожу? По-моему, оставаться в этом ужасном, передравшемся, созданном для дельцов с железными локтями мире такому несовершенному существу, как я, можно, только, имея крепкий личный тыл...»
Говоря о «личном тыле», Юлия Друнина имела в виду своего любимого и обожаемого мужа кинодраматурга Алексея Каплера. Того самого, с которым у дочери Сталина Светланы был роман. Он создавал фильмы, сидел в лагерях и был старше Друниной на 20 лет. Говорят, она очень тяжело переживала его кончину. Об этом свидетельствует и такой факт: поэтесса по завещанию погребена в одной могиле с Каплером в Крыму. А первым мужем Друниной, с 1944 г. был известный поэт Николай Старшинов, с которым она прожила 15 лет, у них родилась дочь Лена.
Шинель
О счастливой семейной жизни Друниной с Каплером, продолжавшейся тоже 15 лет, хорошо сказал ей поэт Марк Соболь: «Каплер стянул с тебя солдатские сапоги и переобул в хрустальные туфельки». Как тут не вспомнить свидетельства сокурсников Друниной по литературному институту, которые видели ее всегда в неизменной солдатской шинели, в отвороте которой сверкали боевой орден и самая первая медаль - «За отвагу».
...Я пальто из шинели давно износила,
Подарила я дочке с пилотки звезду.
Но коль сердце мое тебе нужно, Россия,
Ты возьми его, как в сорок первом году!
Юлия Друнина чуть ли не единственная фронтовая поэтесса, которая до конца жизни осталась верна своей военно-медицинской теме. Позже ее творчество сравнивали с военными стихами Александра Твардовского. На самом деле комиссованная по ранениям старшина медицинской службы Друнина впервые опубликовала стихотворение, посвященное войне лишь в 1945 г.:
Я только раз видала рукопашный,
Раз - наяву и сотни раз - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно.
Тот ничего не знает о войне.
А в 1948 г. вышла первая книжка. Но писать и рифмовать она пробовала еще с детства. Посещала литературную студию при Центральном доме художественного воспитания детей. В конце 30-х участвовала в конкурсе на лучшее стихотворение. «Учительская газета» опубликовала ее стихотворение «Мы вместе за школьной партой сидели».... Оно прозвучало и по радио.
Родилась будущая поэтесса в семье учителя-историка и библиотекарши. Когда началась война, 17-летняя девушка по совету отца пошла санитаркой в глазной госпиталь, рыла окопы под Можайском. Но ей страстно хотелось попасть на фронт. И попала - в самое тяжелое время, в самый тяжелый род войск, пехоту. Еще звучали в ушах укоризненные слова старшины военкомата: «Жизнь молодая надоела?», но уже рождались строки:
Нет, это не заслуга, а удача –
Стать девушке солдатом на войне,
Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно было б мне!..
Но дописала полностью это стихотворение Друнина лишь 20 лет спустя. Она вспоминала, что тогда в самом начале войны она думала, что не успеет совершить подвиг и война быстро закончится. «Спасение челюскинцев, тревога за плутающую в тайге Марину Раскову (одна из первых летчиц), покорение полюса, Испания - вот чем мы жили в детстве». Она была совершенно тургеневской девушкой, книжной, романтичной.
Какие удивительные лица
Военкоматы видели тогда!
Текла красавиц череда (...)
Всё шли и шли они –
Из средней школы,
С филфаков,
Из МЭИ и МАИ
Тургеневские девушки мои.
Не оказалась женской палаты
Она 13 суток выходила из окружения, болела легкими от непроходящей простуды, голодала, ежедневно видела смерть, ревела от отчаяния, когда на руках умирал раненый, не мылась неделями, пила из лужи, глохла от солдатских «мать-перемать». На ее глазах разорвало миной в клочья комбата - самую первую пылкую любовь девушки в солдатских погонах. Вскоре ее саму тяжело ранило: осколок от снаряда вошел в шею и застрял в нескольких миллиметрах от сонной артерии. Санинструктора в беспамятстве привезли в госпиталь. Она была ужасно худа и очень похожа на мальчишку. К тому же в том госпитале не было женских палат, и Юля лежала с мужчинами. Раненые с соседних коек деликатно отворачивались, когда к ней приходили санитарки, чтобы осуществить необходимый уход за тяжелораненой. В одном стихотворении она, возможно, пишет о себе самой:
На носилках около сарая
На краю отбитого села
Санитарка шепчет, умирая:
- Я еще, ребята, не жила.
И бойцы вокруг нее толпятся
И не могут ей в глаза смотреть:
Восемнадцать – это восемнадцать,
Но ко всем неумолима смерть...
Еще раньше, в 1943 г., Друнина была контужена и в первый раз комиссована. В истории болезни значилось: частые обмороки, частое носовое кровотечение, сильные головные боли, кашель с кровавой мокротой. Заключение: не годна к несению военной службы. По возвращении в Москву отец настоял на том, чтобы вся семья эвакуировалась в Сибирь. Так они оказались в таежном поселке Заводоуковка под Тюменью. Здесь Друнина работала на заводе и искала пути возвращения на фронт. Вскоре умирает отец, настырную девчонку теперь ничто не сдерживает. Ее направляют в Хабаровскую школу младших авиационных специалистов. В конце концов она добирается до Москвы, заявляется в Санупр и добивается назначения на фронт. Будущая поэтесса, депутат Верховного Совета СССР, лауреат Государственной премии СССР, чьим именем потом назовут малую планету во Вселенной, она участвовала в атаке на село Озаричи, за что получила медаль «За отвагу». Командир санвзвода Кривощёков потом вспоминал: «В первом же бою нас поразило ее спокойное презрение к смерти... У девушки было какое-то полное отсутствие чувства страха, полное равнодушие к опасности. Казалось, ей совершенно безразлично, ранят ее или не ранят, убьют или не убьют». А как же знаменитые строки, вошедшие во все послевоенные антологии: «Кто говорит, что на войне не страшно, / Тот ничего не знает о войне».
Вероника Тушнова
В конце 1945 г. Друнину пригласила в гости Вероника Тушнова, чтобы отметить выход своего дебютного поэтического сборника. Было бы странно, если бы эти две фронтовички с похожей судьбой никогда не встретились. Нет, их накрепко связала память о войне, одержимость в творчестве. Потому уместно сказать несколько слов о Тушновой. Она была на 11 лет старше Друниной, перед войной прошла 4 курса в медицинском институте, но оставила его, чтобы заняться живописью и литературой. Однако медицинские знания ей очень пригодились, когда стала работать в эвакогоспиталях. Одно из самых сильных стихотворений так и начинается: «Морозит запах хлороформа,/постукивание костылей...»
Одно свое поэтическое творение она посвятила старому и доброму врачу Н.Л.Чистякову:
Он столько жизней бережно держал
В своих ладонях, умных и широких.
И не один, на белый стол ложась,
Когда терпеть и покоряться надо,
Узнал почти божественную власть
Спокойных рук и греющего взгляда.
Вероника Тушнова после тяжелой болезни скончалась в 1965 г., ей исполнилось только 50 лет. Однако в тот вечер у Вероники Тушновой случился некий казус, повлекший дальнейшие неприятности в поэтической карьере Друниной. Находившийся в гостях известный поэт Павел Антокольский стал грубо домогаться своей студентки. Она влепила ему пощечину. А по воспоминаниям ее мужа Николая Старшинова, однажды студентку пригласил к себе домой другой мэтр, Степан Щипачёв, и тоже стал в наглую приставать, уговаривая: «Ну и пусть знают, что ты была со мной, с поэтом-классиком»... Третьим «поклонником» стал Константин Симонов... Всё бы ничего (с кем не бывает), но на беду (или как водится) все трое оказались людьми мстительными, и долго «не пускали» Друнину в приличные литературные журналы. Правда, и Друнина спустя 4 года на институтском комсомольском собрании в резкой форме выразила свою неприязнь к мэтру-ловеласу. Многие посчитали, что студентка не забыла давнее оскорбление.
Причина этих домогательств в ту пору хорошо известна: в обществе считалось, что если женщина прошла войну, то она, мол, распутна, цинична, доступна... Здесь, наверное, уместно повторить слова известного поэта (и узника самого страшного колымского лагеря) Анатолия Жигулина, которые он сказал однажды нам в Литературном институте им. А.М.Горького: «Процент негодяев, и вообще плохих людей, примерно одинаков - что в зоне за колючей проволокой, что, скажем, в читальном зале Ленинской библиотеки».
Быт
В Москве на госпитальные деньги Друнина купила в комиссионке черное шелковое платье. Еще были кофточка, несколько шерстяных чулок, рейтузы, галифе, гимнастерка, шинель и сапоги. На первую военную пенсию она купила мороженое - хватило на три порции. В литературном институте, куда она поступила без экзаменов, ей назначили стипендию в 140 руб., а, скажем, килограмм картофеля тогда стоил 100 руб. Донимал еще и холод, в аудиториях института замерзали чернила. Молодожены Юлия Друнина и Николай Старшинов стали жить в убогой коммунальной комнатке, постоянно голодая. Позже она вспоминала: «Несмотря на невыносимо тяжелый быт, время это осталось в памяти ярким и прекрасным».
Позже, конечно, жизнь наладилась: появились новые книги, большая квартира, машина, депутатство... Кстати, на вопрос, что заставило ее баллотироваться в Верховный Совет в 1990 г., Юлия Владимировна ответила: «Единственное, что меня побудило это сделать, - желание защитить нашу армию, интересы и права участников Великой Отечественной войны и войны в Афганистане». Разочаровавшись в полезности этой деятельности и поняв, что сделать ничего существенного не сможет, Друнина вышла из депутатского корпуса. И вскоре покончила с собой...
Бессонница
Поэтесса страдала недугом, мучившим и истощавшим ее буквально с первой послевоенной ночи - бессонницей. Она признавалась подруге, известной поэтессе Татьяне Кузовлёвой: «Я устала от бессонницы. А если и засыпаю на 3-4 часа, наглотавшись, то иногда в забытьи мне не хочется просыпаться. Знаешь, я была бы рада однажды не проснуться, ей-богу, это не самое плохое...» И подруга вспоминает: «Можно было пристыдить ее за эти казавшиеся малодушными слова; можно было обратить их в шутку, можно было просто отмахнуться от них: красивая, внешне благополучная женщина, тщательно следящая за своей внешностью, за тем, как она выглядит на людях, насколько идут ей элегантный костюм или романтическое шелковое платье... Да не просто женщина, а поэтесса, еще не переступившая к тому же гребень общественного и читательского интереса к себе... Разве такие обрывают жизнь своей рукой? И никто, кроме нее самой, не видел, не чувствовал с такой остротой, как ширилась и затягивала ее в глубину сперва год за годом, а напоследок - час за часом та губительная полынья безысходности»...
Сильная женщина
Есть еще одно, давно забытое, свидетельство мужества и стойкости этой незаурядной женщины-поэта. Ее дочь, Елена, ставшая зоотехником, записала один эпизод: «Моя мама была очень сильным человеком... Начавшуюся на щеке родинку мама, по собственному почину, начала выжигать ляписом. Но родинка превратилась в огромную по размеру и толщине болячку. Встревожившись, мама обратилась к врачу. Я ждала ее звонка с волнением, а когда поднесла к уху трубку телефона, услышала спокойный голос: «Исследования показали - онкология... Самый мучительный и безнадежный вид рака... Врачи настаивают на срочной операции, при которой отхватят половину лица... Но это всё рано не спасет... Правда, есть шанс из тысячи: один врач сказал, что такое же возможно, если человек, предположим, простужен. А у меня легкий насморк... И я уверовала, что диагноз ошибочный»... И что же вы думаете, вспоминает дочь. После излечения мамы от простуды повторный анализ был отрицательным! И лицо мамы осталось прекрасным. 26.1-1997 г.»
Я не привыкла,
Чтоб меня жалели,
Я тем гордилась, что среди огня
Мужчины в окровавленных шинелях
На помощь звали девушку - Меня...
Но в этот вечер,
Мирный, зимний, белый,
Припоминать былое не хочу,
И женщиной –
Растерянной, несмелой –
Я припадаю к твоему плечу.
Позволю себе утверждать, что многолетнее общение с медиками, особенно представительницами прекрасного пола, показало - одним из самых любимых поэтов была и остается Юлия Друнина. Ее творчество как нельзя кстати поддерживает дух сейчас, в «передравшемся мире».
Владимир ХРИСТОФОРОВ.
Позволю себе утверждать, что многолетнее общение с медиками, особенно представительницами прекрасного пола, показало - одним из самых любимых поэтов была и остается Юлия Друнина. Ее творчество как нельзя кстати поддерживает дух сейчас, в «передравшемся мире».
Владимир ХРИСТОФОРОВ.
- Войдите или зарегистрируйтесь, чтобы отправлять комментарии
|
|
Издательский отдел: +7 (495) 608-85-44 Реклама: +7 (495) 608-85-44,
E-mail: mg-podpiska@mail.ru Е-mail rekmedic@mgzt.ru
Отдел информации Справки: 8 (495) 608-86-95
E-mail: inform@mgzt.ru E-mail: mggazeta@mgzt.ru