Каждый должен заниматься своим делом

В Российском научном центре хирургии им. Б.В.Петровского РАМН, крупнейшем хирургическом учреждении России, выполняется более 5 тыс. операций в год, из них более 2,5 тыс. - по программе высокотехнологичной медицинской помощи. В феврале 2009 г. центр возглавил известный кардиохирург профессор Сергей Дземешкевич.

- Сергей Леонидович, ваш кабинет украшен одним лишь портретом академика Петровского. Это ваш учитель?

- Борис Васильевич основал этот институт, где я проработал 21 год. Пришел сюда мальчиком, «дорос» до заместителя директора, а теперь стал третьим директором (после Петровского и Константинова). Но одного учителя не бывает. Учителей всегда много.

- Может быть, вы их назовете?

- Если говорить о том, кто для меня особенно много значит, то это, прежде всего, Николай Михайлович Амосов.

- Но ведь он жил в Киеве.

- Какая разница! Для того чтобы быть учителем, необязательно находиться рядом. Вы считаете, что учитель - тот, кто научил тебя шить человеческие ткани? Этому не научишь. Это как почерк - у вас он один, у меня другой. Учитель - тот, кто для вас в жизни много значит, чье мировоззрение вы впитали -отношение к профессии, отношение к больному, отношение к жизни, отношение к себе. В этом плане моим учителем был Амосов.

Академик Петровский - учитель нескольких поколений советских хирургов, но я попадаю уже в группу его «правнуков», хотя мы много раз встречались с ним в этом кабинете. Петровский - это целая эпоха. Подобно тому, как отечественная хирургия ХIХ века - это Пирогов, хирургия второй половины ХХ века - это Петровский, который вернул советскую хирургию на международную арену. Про нее никто ведь не знал с 1930-х годов.

Посмотрите на структуру нашего центра. Второго такого института в России нет, да и в мире надо еще поискать. У нас есть всё: нейрохирургическое отделение, два больших отделения микрохирургии, отделение хирургии позвоночника, отделение хирургии пищевода, эндоваскулярное отделение, в котором уже сделано более 30 стентирований грудной аорты. У нас одно из лучших в стране отделений хирургии аорты и ее ветвей. В отделении хирургии легких и средостения недавно была проведена первая трансплантация легких, выполненная российскими хирургами. Такой хирургической гепатологии, как у нас, нет нигде в России: отделение хирургии печени, желчных протоков и поджелудочной железы, отделение трансплантации печени, отделение экстренной хирургии и портальной гипертензии. Хорошо работает отделение колопроктологии. Ни у кого нет такой уникальной клинической физиологии, как в нашем хирургическом центре.

Но мы начали с Петровского. Все эти этапы Борис Васильевич прошел сам. Освоил он сосудистую хирургию - появилось соответствующее отделение, так же как отделения хирургии пищевода, легких, сердца. Как рос Петровский как хирург и организатор здравоохранения, так рос и институт. Поэтому институт такой живой. Здесь нет каких-то искусственных подразделений. Спинальная хирургия и нейрохирургия появились здесь за последние годы. Сейчас мы активно развиваем трансплантологию. У нас за последний год выполнено 25 пересадок печени. Что касается трансплантации почки, то профессор Михаил Каабак оперирует даже самых маленьких детей. Никто, кроме него, в России этого не делает. Всё это - школа Петровского, и он -наш учитель. По-моему, когда Льва Толстого спросили, какой человек для него самый важный, он ответил: «Тот, с которым я сейчас разговариваю». Вот ответ на ваш вопрос, кого считать учителем.

- А кто является вашими учениками?

- По-моему, называть самому учеников - некорректно. Я не могу знать, для кого я значим как хирург, а для кого - нет. Оттого, что человек защитил под моим руководством диссертацию, он не обязан считаться моим учеником. Только ученик имеет право сказать, кто его учитель.

- РНЦХ входит в состав РАМН. Это важно?

- Давайте вернемся в 1944 г., к Бурденко и Юдину. Почему создавалась АМН СССР? Потому что после войны всё было разрушено, ничего не было, и надо было хоть какие-то научные силы соединить. Финансов не было. Создали несколько институтов, нашли деньги, а академия курировала этот процесс становления советской медицинской науки. В советское время она, без сомнения, была мощной кузницей кадров, занималась распределением средств на научные исследования.

Прошли два десятилетия современной России, и они показали, что академия жизнеспособна. За эти годы в стране не было создано другой равноценной системы аттестации научных и врачебных кадров. У нас по-прежнему сохраняется советская структура их воспроизводства - аспирантура, кандидатская диссертация, докторская диссертация. Вы не станете, не будучи доктором наук, руководителем отделения в таком учреждении, как наше. В Америке и близко этого нет. Хотите заниматься наукой? Это ваше личное дело: доставайте деньги и убеждайте тех, кто их вам дает, в том, что принесете им прибыль. Если вы учите студентов, если вы учите хирургов, вас называют профессором хирургии. Никакой наукой при этом заниматься необязательно. Но, будь вы хоть нобелевским лауреатом, каждые 5 лет, до самой пенсии, вы должны подтверждать свою профессиональную компетентность, сдавать этапные сертификационные экзамены. Пришел ко мне ученик - мне платят за него деньги. Он от меня ушел, получив диплом хирурга, - я 5 лет несу за него юридическую ответственность. У нас, как я уже сказал, другая система подготовки - аспирант, кандидат медицинских наук, младший научный сотрудник, доктор медицинских наук, старший научный сотрудник, ведущий научный сотрудник, руководитель отделения. Вот система аттестации в институтах высокого класса. Это во-первых.

Во-вторых, в системе РАМН имеются десятки научно-исследовательских институтов, среди которых есть учреждения мирового уровня. В 90-е годы на медицинскую науку не выделялось средств, а зарплата московского хирурга уступала зарплате московского дворника. Сейчас руководству академии удается получать для лучших институтов страны какое-то финансирование. Приход Давыдова в президенты РАМН многое оживил.

В-третьих, думаю, именно РАМН должна помогать министерству решать основные задачи нашего здравоохранения. Вы представляете, что такое Национальный проект «Здоровье»?

- Не очень.

- Вот и я не очень. Настоящего обсуждения этого проекта в системе академических институтов не было. Программа создана чиновниками Минздравсоцразвития России и утверждена правительством. Результат удовлетворительным не назовешь. Но это не мои вопросы. Каждый должен заниматься своим делом на своем месте. Я не президент и не министр. У меня рабочий день начинается в половине восьмого утра в реанимации, а в девять - начале десятого вечера я дома. Мне хватает дел, чтобы не думать о глобальных социальных вопросах. Мне надо, чтобы у меня не умирали больные, чтобы операции были высшего уровня, чтобы сотрудники получали человеческую зарплату. Сейчас кое-что меняется, надеюсь, в лучшую сторону.

- Откуда берутся деньги?

- Работать стали лучше. Резко увеличили число высокотехнологичных, так называемых дорогостоящих операций, которые финансируются государством из бюджета. Вот я сегодня сделал операцию на сердце - в институт пришли 203 тыс. руб. Если я сделаю в год тысячу таких операций, то сами посчитайте, сколько бюджетных денег к нам придет. В результате увеличилась зарплата всех сотрудников - хирургов, анестезиологов, операционных сестер. На очереди - лабораторные службы.

- Выступая на ученом совете, вы предложили вдвое увеличить число операций. За счет чего предполагается сделать такой рывок?

- За счет повышения интенсивности работы. Как и в любом российском учреждении, штаты раздуты так, что можно оперировать в три смены.

- И вы сократили численный состав?

- Боже упаси. Ни одного не уволил. Просто увеличил нагрузку. Но кто-то ушел сам. Я делаю свою команду, мне нужны понимающие меня и работающие со мной люди.

- По каким критериям вы подбираете людей?

- Это вопрос непростой. Если говорить про внутренние, глубинные вещи, то иногда вы без слов понимаете другого человека. Это первое и главное. Второе - у меня были определенные планы, я знал многих людей, знал, что они могут. И третье - когда я рассказываю человеку, чем я хочу заниматься и что я хочу из института сделать, он должен себе сказать: «И я этого хочу».

- Какая у вас программа действий? Что удалось сделать за 9 месяцев?

- Изменено многое. Другое дело, что это новое должно теперь работать.

- Вы сдаете помещения в аренду?

- На арендной плате можно заработать на семечки или на билет в Турцию, но на ней не может строиться институт международного уровня. Мне нужно, чтобы РНЦХ был не просто лучшим институтом в России, но чтобы это был институт высокого международного класса. Летом я провел 10 дней в Германии. Вы знаете, что в России имеется около 300 фирм, занимающихся отправкой больных за рубеж? Это бизнес, в котором нравственности - ноль. Берут бешеные деньги только за то, что перевозят больных отсюда туда, и создают ложное впечатление, что оперироваться можно только в Германии. Это чушь полная.

- Но ведь проблема заключается не только в операции, но и в послеоперационном уходе.

- Пройдите по нашему институту. У нас же есть абсолютно всё то, что и за рубежом. А с больными, оперированными не в России, часто много проблем. Их на третий день после операции «выпихивают» из клиники, и они приезжают сюда с отеками на ногах и не знают, куда деваться и кто их должен лечить.

Таких центров, как наш, мало. Это правда. Но тот, кто платит такие деньги, чтобы лечиться за рубежом, может делать это у нас. И замечу, намного дешевле. Я уже озвучил стоимость операции на сердце - около 200 тыс. руб. В Германии вы заплатите за нее от 50 тыс. евро. Ну так заплатите их в российскую клинику! За эти деньги у вас будет всё, включая индивидуальный суточный пост.

- Изменилось ли направление научной деятельности РНЦХ?

- Научные программы тоже пересматриваем. Решено сфокусироваться на самом главном и выбросить из планов научной работы всё вторичное. Создана лаборатория генетики, без которой сейчас хирургу очень трудно работать.

- Зачем хирургу генетика?

- Сейчас генетических заболеваний становится всё больше и больше, а через какое-то время они будут доминировать. Если у меня лежит около 30% больных с генетической патологией, разве это не хирургическая проблема? Терапевт пороки сердца не вылечит. Сейчас уже генетики вмешиваются в обмен клетки, причем в клинике, а не в эксперименте.

Но чтобы это сделать, мы должны определить хотя бы дефектный локус в геноме. А вся трансплантология на чем строится? Можно сделать пересадку без знания генетики, но чтобы орган жил, нужно знать генетические и иммунологические основы процесса его адаптации в организме пациента.

- Вы в первую очередь кардиохирург. Значит ли это, что приоритет в РНЦХ будет отдан кардиохирургии?

- Упаси боже. Как она может быть приоритетом, если из 20 клинических подразделений кардиохирурги-ческих всего 5. - Из 400 коек сердечных только 100. Кардиохирургия - это моя работа. Я создал свое отделение на 25 коек. В неделю делаю 4 операции, в год - около 150. Сейчас весь мир уже понял, что монотематические институты - это не есть хорошо. Если у моего больного в послеоперационном периоде проблемы с почками, то у нас здесь есть прекрасное нефрологи-ческое отделение, где проводится гемодиализ. Если проблемы с печенью - есть гепатологическое отделение с «искусственной печенью». Если проблемы абдоминальные - вызываем профессора из соседнего отделения. Во всем мире сейчас перешли к полифункциональным, многопрофильным институтам. Монотематические институты - это из прошлого. У постели моего больного специалисты всех профилей высокого класса могут появиться в наносекунды.

Со следующего года мы собираемся расширяться. Будут надстроены четыре этажа корпуса общей хирургии, и можно будет уже работать в клинике ХХI века. Точно могу сказать, что таких операционных, какие будут здесь, ни у кого в России нет, как нет и такой реанимации и реабилитации. Тогда уже никто не скажет, что в Германии условия лучше.

- Есть удовлетворение от работы?

- Темп взят хороший. Конечно, иногда возникает мысль, зачем мне это всё надо. Раньше у меня было больше времени для семьи и внуков, я сам определял траекторию «полета». За последние 10 лет сумел написать три неплохие книги. Сейчас бы я этого уже не сделал. Но, по большому счету, мне кажется, что я пришел сюда поздновато. Времени не хватает. Чтобы сделать всё, как я хочу, понадобится 10 лет. Вот вы упомянули мое выступление на ученом совете. Я выступил там же, с таким же докладом 15 лет назад, но поддержки не получил. Наверное, так и должно было быть. С социальными проблемами, мне кажется, вообще бороться нельзя. Всё расписано наперед. Надо только выбирать правильную позицию.

- Это философский вопрос. А вы хирург, вы практик, вы ремесленник...

- Это неправда. Если вам пришлось забрать сердце из грудной клетки и вы поехали его пересаживать, вы поймете, что это не практика, не ремесленничество. Вы потом год еще будете думать, имеете ли вы на это право...

Беседу вел
Болеслав ЛИХТЕРМАН,
корр. «МГ».