16 февраля 2025
Сапольский Р. Всё решено: Жизнь без свободы воли. Пер. с англ. Г.Бородиной. – М.: Альпина нон-фикшн, 2025. – 534 с. Тираж 5984 экз. Свобода - сладкое слово. Как известно, она «лучше, чем несвобода». Но что это такое? Некоторые философы определили её как осознанную необходимость. Джон Стюарт Милль выделял два вида свободы и называл их разными словами – "liberty" (свобода от) и "freedom" (свобода для). Речь идёт, прежде всего, о свободе воли, которая определяется как «способность человека без принуждения делать выбор между возможными способами действий». Философы постоянно спорят о её существовании и границах (здесь можно упомянуть о Н.Бердяеве и Н.Лосском). Те, кто считает, что детерминизм (доктрина о всеобщей причинности) несовместим со свободой воли, называются инкомпатибилистами. Придерживающиеся противоположной точки зрения (т.е. утверждающие о совместимости детерминизма со свободой воли) - компатибилисты. Относительно недавно к дискуссии присоединились биологи, встав на сторону инкомпатибилистов. Десять лет назад вышел русский перевод книги американского нейробиолога Сэма Харриса «Свобода воли, которой не существует». Этот вопрос - в центре двух последних книг его коллеги из Стэндфордского университета Роберта Сапольского, опубликованных на русском издательством «Альпина нон-фикшн». В первой («Биология добра и зла: Как наука объясняет наши поступки», М.: 2020. — 766 с.) свобода воли определяется как «внутренние силы, которых я ещё (курсив автора – Б.Л.) не понимаю». Преступников Сапольский сравнивает с неисправными автомобилями, надеясь, что «придет время, когда в обсуждениях наиужаснейших человеческих поступков мы не будем использовать слова «зло» и «душа», как не используем их, обсуждая сломанные тормоза, и что в судах эти слова будут произноситься столь же редко, как и в автомастерских». Автор, посвятивший 33 года жизни изучению диких павианов, стоит на позиции жёсткого детерминизма.
Задача второй книги («Всё решено: Жизнь без свободы воли») – «показать, как работает этот детерминизм, исследовать, как биология, которую вы не контролируете, взаимодействуя со средой, которую вы тоже не контролируете, делает нас с вами» (с.9). Автомобильная метафора здесь также присутствует: раз у нас нет свободы воли, то нет и понятия вины и моральной ответственности людей за свои поступки, «а наказание с целью возмездия ничем не оправдано – да, не позволяйте опасным людям причинять вред другим, но делайте это также бесстрастно и без осуждения, как если бы вы не выпускали на дорогу автомобиль без тормозов» (с.11). Человек – это всего лишь машина: «Мы наблюдаем за машиной, и не машина решает вдруг изменить свое поведение; ее поведение изменяют обстоятельства — сложными, но понятными путями» (с.289). «Мы — биологические машины, которые знают, что они — машины», - повторяет Сапольский (с.403).
Книга «посвящена как науке о том, почему свободы воли не существует, так и науке о том, как нам лучше жить, если мы это признаем» (с.16). Легко впасть в уныние, узнав, что «нет ничего, кроме пустой равнодушной Вселенной, в которой атомы случайно на время объединяются, образуя то, что мы называем «Я» (с.397). Как пишет Сапольский, он с подросткового возраста борется с депрессией. С другой стороны, «осознание, что события, которые ты ошибочно принимал за последствия своих решений, могут быть не более чем результатом взмахов крыльев бабочки» дарует небывалую свободу (с.410).
«Большой Энциклопедический словарь» определяет совесть как «понятие морального сознания, внутренняя убеждённость в том, что является добром и злом, сознание нравственной ответственности за своё поведение». В английском «сознание» и «совесть» могут обозначаться одним словом (conscience), поэтому в русском переводе бывает непонятно, о чём именно идёт речь. Сознание Сапольским считается чем-то несущественным. «Не понимаю, что такое сознание и не могу дать ему определение», - пишет он (с.38). Отправной точкой его рассуждений является эксперименты Бенджамина Либета сорокалетней давности: испытуемым предлагали нажать на кнопку, одновременно регистрируя их ЭЭГ. Участники сообщали, что решили на неё нажать примерно за 200 мс до того, как совершить движение. При этом потенциал готовности на ЭЭГ в дополнительной моторной области возникал примерно за 300 мс до того мгновения, когда испытуемые сообщали о своем решении нажать на кнопку. Отсюда делается вывод об иллюзорности свободы воли: «Чувство собственного намерения – это просто запоздалая мысль, которая ни на что не влияет» (с.31). Намерение обусловлено предыдущем опытом.
«Перед этой книгой стоит задача заставить людей думать иначе о моральной ответственности, похвале и порицании, об идее, будто мы, люди, обладаем свободой воли. И не только думать иначе, но и иначе к таким вещам относиться. А самое главное — в корне изменить свое поведение», - пишет автор (с.278). Особая роль отводится префронтальной коре (ПФК), ресурсы которой истощают стрессы, усталость и голод. Например, если осуждённый представал перед судьёй после обеда, вероятность УДО составляла примерно 65%, а на голодный желудок вероятность удовлетворения просьбы об УДО судьёй была близка к нулю. В день рождения подсудимого американские судьи выносят более мягкие приговоры. Примерно половина осуждённых за насильственные антиобщественные преступления имеют в анамнезе черепно-мозговую травму, в то время как среди населения в целом этот показатель составляет 8%. «Вашу ПФК вплоть до настоящего момента создавала неразрывная линия влияний, в которой не отыщешь ни единой трещинки, где могла бы затаиться свобода воли», - утверждает Сапольский (с.131). Не мы меняем свою психику, а она изменяется под влиянием обстоятельств: «Ужасных людей порождают ужасные обстоятельства» (с.364). Или: «Мы вовсе не капитаны своих кораблей; у наших кораблей никогда не было капитанов» (с.397). Можно сделать мир лучше, если «вычесть ответственность из нашего представления о поведении» (с.351).
В 1864 г. Иван Михайлович Сеченов опубликовал скандальное эссе «Рефлексы головного мозга» (изначально называлось «Попытка ввести физиологические основы в психические процессы» и предназначалось для широкой публики, но цензура потребовала сменить заголовок и разрешила печатать только в медицинской газете). Всю душевную жизнь Сеченов пытался объяснить рефлексами. «Из-за этой книги меня произвели в ненамеренного проповедника распущенных нравов и в философа нигилизма», - напишет он в «Автобиографических записках». «В трактате не было надобности говорить о добре и зле; речь шла о действиях вообще и утверждалось лишь то, что при определенных данных условиях как действие, так и угнетение действия происходят неизбежно, по закону роковой связи между причиной и эффектом. Где же тут проповедь распущенности? Что же касается обвинения в том, что учением устраняется понятие виновности и наказуемости, то […] я считаю одинаково невиновным в деянии и преступника, и наказующую его власть; но преступления, как зла, я не оправдываю; различных степеней испорченности преступников и их непригодности к жизни на свободе я не отрицаю; следовательно, признаю за властью право ограждать общество от зла», - отвечал Сеченов своим оппонентам.
В книгах Сапольского даются ссылки на сотни источников, но имя Сеченова не упомянуто ни разу. Между тем, близость взглядов русского физиолога XIX века и американского нейробиолога XXI века удивительна. «Никакой свободы воли не существует, а осуждение и наказания не имеют этического оправдания», - утверждает Сапольский (с.387). Подобно Сеченову, он признаёт за властью право ограждать их от общества, предлагая карантинную модель: «Автомобиль не виноват, что у него отказали тормоза, но на дороги его выпускать нельзя. (с.358). Сапольский сравнивает пенитенциарную систему Норвегии и США, где в ряде штатов до сих пор практикуется смертная казнь. Андерса Брейвика, совершившего самый крупный теракт в истории Норвегии, признали виновным в массовом убийстве (погибло 69 человек) и приговорили к самому длительному в этой стране сроку заключения (21 год). Он дистанционно обучается по специальности «политология» в Университете Осло, находясь в тюрьме в трехкомнатных апартаментах с компьютером, телевизором, PlayStation, беговой дорожкой и отдельной кухней (и даже участвовал в тюремном конкурсе пряничных домиков) (с.391). Как предполагает Сапольский, большинство норвежцев считает американское уголовное правосудие варварским.
В обширном предметно-именном указателе рецензируемой книги нет слов «вменяемость» (которая бывает частичной или ограниченной) и «дееспособность». Это логично – о какой вменяемости или дееспособности может идти речь в отсутствие свободы воли? Например, душевнобольных в прошлом обвиняли в различных грехах, одержимости бесами и т.д., заключали в монастыри и тюрьмы, а в ХХ веке – уничтожали или стерилизовали. Как напоминает Сапольский, в США до 1974 г. тысячи больных эпилепсией были принудительно стерилизованы. Сегодня «большинство жителей Запада вычеркнули свободу воли, ответственность и вину из своих представлений об эпилепсии. Это потрясающее достижение, триумф цивилизации и современного взгляда на мир» (с.322).
«Нам нужно признать, что ненавидеть кого бы то ни было за что бы то ни было — абсурдно и так же бессмысленно, как ненавидеть небо за плохую погоду, землю за землетрясения, вирус за то, что он так хорошо умеет проникать в клетки легких», - призывает Сапольский (с.414). Но иногда себе же противоречит. В финале книге он пишет, что помогал судебной защите на процессах по делам об убийствах, рассказывая присяжным, какие обстоятельства формируют мозг, принимающий ужасные решения: «Однажды меня спросили, не возьмусь ли я за дело белого супремасиста, который через месяц после попытки сжечь мечеть ворвался в синагогу и открыл стрельбу из штурмовой винтовки, убив одного человека и ранив троих. «Да ладно, — подумал я. — Вы реально считаете, что именно я должен вам помогать?» Моих родственников убивали в гитлеровских лагерях. Когда я был ребенком, нашу синагогу подожгли; восстанавливал ее мой отец, архитектор, и, помогая ему, я часами придерживал край рулетки, стоя посреди обгоревших, смердящих руин, пока отец, пребывая в едва ли вменяемом состоянии, рассказывал мне об истории антисемитизма. Когда моя жена, режиссер, ставила мюзикл «Кабаре», а я ей помогал, я не мог заставить себя прикоснуться к нарукавным повязкам со свастикой, раздавая актерам костюмы. Так должен ли я помогать на этом судебном процессе? Я согласился — если я и вправду верю во всю ту чушь, которую несу, я должен был это сделать. И тут я опять показал себе, какой долгий путь мне еще предстоит пройти. На предыдущих процессах адвокаты часто предлагали мне встретиться с обвиняемым, и я всегда отказывался — поскольку иначе мне пришлось бы сказать об этом во время дачи показаний, что поставило бы под удар мой авторитет как свидетеля, беспристрастно рассуждающего о работе мозга. Но в этот раз, не успев опомниться, именно я спросил у адвокатов, могу ли встретиться с обвиняемым. Может, я хотел выяснить, какие эпигенетические изменения произошли в его миндалине и какая у него версия гена MAO-В? Может, я хотел изучить всех его черепах до самого низу? Нет. Я хотел заглянуть в лицо зла» (с.395). Но разве отсутствие свободы воли не отменяет понятий добра и зла?
В детстве одной из моих любимых книг был сборник «В мире занимательных фактов». В книге Сапольского их тоже немало. Например, в США по состоянию на 2021 г. 1% населения владел 32% богатства, а на долю его беднейшей половины приходилось менее 3%, к атеистам себя причисляет 5% населения США, число пользователей Facebook составляет 2.9 млрд, длина капилляров в теле человека превышает 75 тыс км, а общая длина нервных волокон в мозге человека - более 96 тыс км, электрический стул - модифицированное зубоврачебное кресло, которое придумал в 1881 г. дантист Альфред Саутвик, и т.д.
О сложных механизмах работы мозга в книге рассказано понятным широкому читателю языком, и переводчику удалось найти русские эквиваленты американского сленга. Трамп назван токсичным демагогом, психоаналитики, объясняющие шизофрению ненавистью матери к собственному ребёнку – подонками, и т.д. С другой стороны, отмечается, что способность к самообману, «куда, безусловно, входит и вера в свободу воли» - единственное, что позволило человечеству выжить (с.399). Временами автор кокетничает с читателем: «Вы-то зачем читаете? Пойдите лучше прогуляйтесь на свежем воздухе» (с.489). Или же рекомендует вместо чтения своей 500-страничной книги посмотреть на YouTube 11-минутный ролик физика Сабины Хоссенфельдер (youtube.com / watch?v=zpU_e3jh_FY).
Если в советский период книги зарубежных авторов сопровождались, как правило предисловиями и послесловиями известных учёных, то издательство «Альпина нон-фикшн» идёт по пути наименьшего сопротивления. В данном случае можно было бы попросить как самого автора, так и кого-то из известных отечественных нейробиологов и/или научного редактора о предисловии и/или послесловии. Непонятно, зачем при каждом упоминании в тексте ЛГБТК редактор делает примечание о запрете в РФ несуществующего «международного общественного движения ЛГБТ». В ряду людей, погибших за свои убеждения, Сапольским упомянуты Сократ, Св. Екатерина Сиенская, Линкольн и Харви Милк – первый открытый гей, избранный на государственный пост в штате Калифорния. Наверное, об этом можно было бы сказать в примечании.
Будем надеяться, что новая книга никого не оставит равнодушным. Трудно признать, что автономия личности и её свобода – всего лишь иллюзия или, как сказал поэт, «всё это, видите ль, слова, слова, слова» …
Болеслав Лихтерман, обозреватель «МГ», Москва.
Издательский отдел: +7 (495) 608-85-44 Реклама: +7 (495) 608-85-44,
E-mail: mg-podpiska@mail.ru Е-mail rekmedic@mgzt.ru
Отдел информации Справки: 8 (495) 608-86-95
E-mail: inform@mgzt.ru E-mail: mggazeta@mgzt.ru