Он всегда жил в недоверии

В творчестве Микеланджело Буонарроти с наибольшей силой отразились гуманистические идеалы Ренессанса, трагизм ощущения близящегося кризиса культуры гуманизма. С ранних работ обозначились главные черты его творчества: драматизм образов, пластическая мощь, восхищение красотой человека. В течение ряда лет Ми-келанджело работал во Флоренции. В 1505 г. был призван папой Юлием II в Рим для создания надгробия папы. В 1508-1512 гг. Микеланджело расписывает Сикстинскую капеллу Ватикана, практически в одиночку.

Последние десятилетия жизни мастера ознаменованы почти полным отходом от скульптуры и живописи с преимущественным обращением к архитектуре и поэзии, однако в 1536-1541 гг. он пишет грандиозную фреску «Страшный суд» на алтарной стене Сикстинской капеллы. В архитектуре постройки Микеланджело во многом предвосхищают и подготавливают почву для стиля барокко. С 1546 г. и до конца жизни главной творческой задачей Микеланджело было возведение собора Святого Петра и Павла и римского Капитолия. В своей поэзии, глубокомысленной и трагичной, Микеланджело предпочитал форму мадригала и сонета. По содержанию это размышления об одиночестве художника, враждебности мира, разочаровании гуманиста при виде насилия.

Тяжелый нрав подозрительного и раздражительного гения, ронявшего с лесов различные предметы, чтобы прогнать из расписываемой им капеллы любопытствующего папу Павла III, озлобленность, конфликтность, вспыльчивость, капризность, мизантропия, угрюмость и, по большей части, человеческое одиночество Микеланджело - вот те обстоятельства, которые могут служить основанием для врачебных диагностических дискуссий и гипотез. (Э.Кречмер полагал, что мастер «...происходил из шизофренической семьи». Есть данные, позволяющие предположить, что отец мастера страдал бредом преследования.) «Я живу в постоянном 
недоверии, - писал и сам Микеланджело своему другу, - не доверяйте никому, спите с открытыми глазами».

Поэтические творения Микеланджело обнаруживают практически постоянный депрессивный, с дис-форическим оттенком, радикал его эмоционального статуса:

Мне сладко спать, а пуще - камнем быть, 
Когда кругом позори преступленье: 
Не чувствовать, не видеть - облегченье, 
Умолкни ж, друг, к чему меня будить 
 
Я только смертью жив...

... Увы, увы! Как горько уязвлен 
Я бегом дней...

То же самое эмоциональное состояние проскальзывает и во многих личных письмах художника: «У меня нет никаких друзей, я и не хочу их иметь...»; «Я... не имею никаких удовольствий ни от жизни, ни от почестей, то есть от людей, и провожу время в заботах и мучениях» (из писем к отцу, 1510 г.); «Я очень одинок в моих горестях, а их у меня так много, что я занят ими чуть ли не больше, чем моим искусством» (из письма к Джован Франческо Фатуччи, 1525 г.);

«Это... отвлекло меня немного от моей меланхолии, - я хочу сказать: от моего безумия» (из письма к художнику Себастьяно дель Пьомбо, 1525 г.). Из последней цитаты становится очевидным то, что сам мастер, по крайней мере фрагментарно, понимал некоторую болезненность, неестественность собственной депрессии, оценивая ее именно как патологию психиатрического содержания. Тем не менее эта симптоматика не имела классического депрессивного наполнения, не включала в себя депрессивную триаду с ее сниженной психомоторной активностью (мастер был неизменно продуктивен и плодотворен) и не обладала яркой клинической выраженностью, в силу чего, видимо, можно трактовать ее как дистимию - хроническое устойчивое пониженное настроение. Эта дистимия окрасила большую часть жизни Микелан-джело, превратив его в сварливого, угрюмого и одинокого человека, часто жаловавшегося на безденежье, но после смерти оказавшегося одним из богатейших людей Рима (и так напоминающего скептически пессимистичного ослика Иа-Иа из книги А.А.Милна)... Но эта же депрессивная дистимия наполнила произведения гения мыслью и чувством, оказавшись его соавтором в создании реквиема по уходящей эпохе Ренессанса, - скорбной гармонии, существующей в предощущении грядущих глобальных перемен.

В живописи Микеланджело Буонарроти эти настроения ярко отразились изображением пророка Иеремии на потолке Сикстинской капеллы в Риме (между 1508 и 1512 гг.). Лицо пророка наделено выражением, близким к отчаянию, которое сам Микеланджело часто описывал в письмах и стихотворениях. На заднем плане здесь изображены две женские фигуры с выражением скорби на лицах.
 
Ветхозаветный «Плач Иеремии», послуживший основанием для эмоциональной трактовки пророка, -произведение, в принципе, пессимистическое, и портретное сходство именно Иеремии с самим художником явно не случайно. Не случайны и текстуальные совпадения. Иеремия восклицает: «Тяжко согрешил Иерусалим, за то и сделался отвратительным, все прославлявшие его смотрят на него с презрением...», а Микеланджело пишет о Риме:

Здесь делают из чаш мечи и шлемы 
И кровь Христову продают на вес... 
Пусть Он не сходит в наши Вифлеемы 
Иль снова брызнет кровью до небес 
Затем, что душегубам Рим - что лес, 
И милосердье держим на замке мы.

Выбор себя в качестве модели для изображения вселенской скорби говорит о глубоко личном отношении гения к этому эмоциональному состоянию и близком знакомстве с ним.

Депрессивно-дистимические эмоции Микеланджело явно сквозят и в его работе «Гробница Лоренцо Медичи» (1524-1531 гг., Флоренция), где печальные раздумья овладевают всеми персонажами произведения, оказываясь сродни мыслям Микеланджело о сомнительном удовольствии и неизбежной печали, приносимых судьбой и временем. Глубокая депрессия «Ночи», аутистическая депрессия «Дня», скорбная депрессия «Утра» и апатическая депрессия «Вечера» - вот воплощения эмоциональных состояний, свойственных Микеланджело Буонарроти, бывших его частыми, если не постоянными спутниками, навсегда вписанными «в линии потолка» Сикстинской капеллы.

Игорь ЯКУШЕВ,
доцент Северного государственного
медицинского университета.