Трое из «Архипелага»

В день, когда умер великий русский писатель Александр Солженицын, центральное телевидение показало документальный фильм о его подвижнической жизни и деятельности. Была продемонстрирована в числе прочих документов и фотография, которую «вермонтский отшельник» хранил в своем доме. На ней Александр Исаевич изображен незадолго до ареста вместе со своим другом и подельником Николаем Виткевичем. Давайте-ка вспомним...

«...Я сразу понял, что арестован за переписку с моим школьным другом, и понял, по каким линиям ждать мне опасности... Содержание одних наших писем давало по тому времени полновесный материал для осуждения нас обоих: от момента, когда они стали ложиться на стол оперативников цензуры, наша с Виткевичем судьба была решена...» («Архипелаг ГУЛАГ», М., Советский писатель. Новый Мир, 1989, Т.1, стр. 136).

В моем домашнем архиве хранится точно такая же фотография, переснятая почти 30 лет назад из альбома бывшего командира отдельной роты химической защиты 41-й стрелковой дивизии Белорусского фронта капитана Николая Виткевича. И история ее такова.

...В ту пору я работал в областной газете «Брянский рабочий» и нередко встречался с Николаем Дмитриевичем, бывшим тогда доцентом одного из брянских институтов. Во время одной из встреч познакомился с приехавшим в город на Десне еще одним другом Александра Исаевича, известным хирургом, профессором Кириллом Симоняном. О нем тоже рассказывается в романе: «Еще одного нашего школьного друга К.Симоняна едва не подгребли тогда к нам. Какое облегчение было мне узнать, что он остался на свободе!» (Т.1, стр. 137). Когда-то Кирилл Семенович учился с будущим лауреатом Нобелевской премии и Николаем Виткевичем в одном классе. В старом блокноте сохранилась запись о той интересной встрече, тогда же я сделал с позволения хозяина дома эту фотокопию (А.Солженицын на ней справа).

...Одноклассники всегда проводили каникулы втроем, проехали на велосипедах по Ростовской области, Закавказью, Украине... Была у них до войны еще одна поездка - на Кавказ, заставившая друзей на многое взглянуть другими глазами.

- Загорелись желанием проехать по местам революционной деятельности Сталина, - рассказывал Кирилл Симонян. - Приезжаем в Тбилиси - неудача: музей закрыт. Ну, помыкались немного, посоветовались и решили пойти за разрешением в ЦК. А в то время секретарем-то был Берия...

Вот так судьба забросила им первый «крючок». До попадания двоих из них в сети, огромной липкой паутиной расставленные Лаврентием Павловичем по всей стране, оставались еще годы и годы.

Берия разрешил ребятам осмотреть музей, запретив что-либо фотографировать и записывать. Когда попали внутрь здания, поняли суть запрета. Смотреть в экспозиции было практически нечего, а значит, и вся «революционная деятельность» товарища Сталина превращалась в блеф, красивую легенду. Однако каждый из друзей честно выучил наизусть по несколько документов, и на основе полученных данных Солженицын ухитрился написать соответствующий отчет о поездке.

В школе они по-прежнему были неразлучны. Играли в трех мушкетеров.

- Ты, Морж (такой была кличка Солженицына), будешь Арамисом. - вспоминал Кирилл Симонян. – А Кока (школьное прозвище Виткевича) станет Портосом... - На том и порешили.

Уже повзрослев, много путешествовали: на рыбацкой лодке проплыли по Волге от Казани до Куйбышева. Без конца спорили. Они были молоды, а значит, свежи той силой, которая, по словам А.Герцена, «нисколько не обеспечивает будущего, но делает его крайне возможным».

Решив серьезно учиться естественным наукам, Виткевич и Симонян поступили на химический факультет Ростовского университета, а Солженицын - на физико-математический. Проучившись два курса, подались еще на заочное отделение Московского института истории, философии и литературы. Виткевич поступил на философский факультет, Симоняна же Солженицын соблазнил пойти на литфак.

- Учеба сразу в двух вузах - тяжелый крест, - вспоминали на встрече со мной друзья. - Вкалывали, понятно, как каторжные. Подъем в 6.00, активная зарядка - и сразу занятия...
 
Вот так, никаких увеселений, только учеба и работа. Тем более что всем троим, приходилось еще и подрабатывать уроками.

А вскоре Кирилл Симонян перевелся в медицинский институт и стал одним из крупнейших в стране хирургов. Он, кстати, был одним из шести медицинских светил, которые буквально по частям «сшивали» попавшего в автокатастрофу гениального физика Л.Ландау.

Из года в год у друзей всё четче определялись жизненные ориентиры, преодолевая сопротивление материала, они упорно строили свою судьбу. А жизнь подбрасывала в «костер» мятежных душ всё новые «поленья»: в Москве шел процесс за процессом. И если судьба Троцкого, Зиновьева и Каменева друзей не очень-то взволновала (хорошо помнили замечания Ленина в их адрес), то когда объявили врагами народа Тухачевского, Уборевича и Блюхера, «треугольник» крепко задумался. Медик-литератор Симонян, математик-литератор Солженицын и химик-философ Виткевич поняли, что так или иначе повторяется история времен Великой французской революции. Идет взаимное уничтожение революционеров. Не видеть этого уже было нельзя.

Солженицын всё же больше понимал, что запрограммирован на литературное творчество.

- Целеустремлен и организован он был необыкновенно, - подчеркивал Кирилл Симонян. - Можно как угодно это расценивать, но в четвертом или пятом классе у него была тетрадь с надписью: «Полное собрание сочинений А.Солженицына. Том первый. Книга первая...

- Он уже тогда верил, значит, серьезно готовился, - подхватил Николай Виткевич. - Составил четко продуманный план: прочитать всю русскую и зарубежную классику, непременно интересоваться музыкой и другими вилами искусства...

Да, по словам школьных друзей, будущий лауреат Нобелевской премии всю свою незаурядную работоспособность поставил на служение одной цели. И план этот выполнял неукоснительно. Время расписывал буквально по минутам («Помнится, пришедшая на свидание в библиотеку раньше назначенного срока Наталья Решетовская вынуждена была терпеливо ждать, пока будущий муж оторвется от книги и соизволит обратить на нее внимание»). Была ли в подобном поведении доля нарочитости, педантизма? Друзья писателя уверяли, что была. Но то, что Александр Солженицын тщательно готовил себя именно для служения литературе, бесспорно.
«В девять лет я думал, что стану писателем, хотя и не знал, о чем буду писать», - сказал однажды Солженицын в интервью американскому журналу «Time».

И лишь позже, оказавшись в лагере, понял, о чем.

- За годы войны переоценка ценностей привела к тому, что иначе как «бараном» мы Верховного не именовали, - вспоминал Николай Виткевич. - Впрочем, это было не самой крепкой его характеристикой. За нами следили уже давно, прочитывали наши письма, в наше отсутствие заглядывали в полевые сумки, где материал был еще богаче...

Капитана Солженицына взяли в феврале 1945 г., капитана Виткеви-ча арестовали в апреле под Берлином. Встретились друзья лишь много лет спустя в подмосковной Марфинской спецтюрьме - закрытом НИИ связи. Николай Виткевич работал здесь в вакуумной лаборатории. Через коридор, в акустической лаборатории находился Александр Солженицын, изучая особенности прохождения звука по теле- и радиоканалам. Для большего антуража, что ли, зэков разместили здесь в огромных юртах. По словам Николая Виткевича, вся тюрьма до упаду ржала, когда по радио объявили о том, что в Бурятии ликвидирована последняя юрта.

Отсюда, из Марфинской шараги, друзей возили на свидания в Лефортовскую тюрьму, Виткевича - к матери, Солженицына - к жене. Именно здесь Александр Исаевич начал серьезные литературные занятия. Делал выписки из книг, на крохотных лоскутках бумаги записывал мысли, готовил остовы будущих романов и повестей.

- Законспектировал «Толковый словарь» Даля, - вспоминал Николай Виткевич. - Русский язык изучил так, что на шараге говорили: «По Ушакову - Солженицыну...

Марфинская шарага и ее обитатели описаны Александром Солженицыным в романе «В круге первом».

...Пути школьных и фронтовых друзей сошлись вновь несколько лет спустя. Освободившись в 1954 г., Николай Виткевич долго мыкался без работы и без прописки, был и землекопом в Таганроге, и садовником в Ростове. Жена Солженицына Наталья Решетовская после защиты диссертации «сосватала» на доцентскую должность в Рязанский медицинский институт.

При той встрече ученый показал мне кипу писем врачей, своих бывших студентов. «...Вы единственный, кто позволял пользоваться на экзаменах книгами и конспектами. Без знания Ваших лекций сдать химию было невозможно...» - прочитал я в одном из писем.

А Кирилл Симонян стал в годы Великой Отечественной ведущим хирургом Советской армии, и тысячи раненых обязаны ему жизнью.

...В 1977 г. Николай Виткевич сообщил о смерти Кирилла Семеновича, 11 лет спустя не стало и Николая Дмитриевича. А совсем недавно страна проводила в последний путь Александра Исаевича. Но, глядя на эту фотографию, я неизменно вспоминаю ту встречу и рассказ друзей великого писателя.

Василий ШПАЧКОВ, соб. корр. «МГ».
Брянск.