Царская кровь

Как сообщили недавно средства массовой информации, в конце января 2008 г. эксперты из США, Великобритании и России приступят к независимым экспертизам фрагментов останков предположительно членов царской семьи, найденных под Екатеринбургом в районе старой Копятковской дороги.

Согласно антропологическим и стоматологическим исследованиям, останки подростка и девушки принадлежат царевичу Алексею и княжне Марии Романовым. Баллистическая экспертиза показала, что 3 пули, найденные на месте раскопок, были выпущены из пистолета системы браунинг, произведенного в 1903-1911 гг. Все факты подтверждают, что именно из такого пистолета был убит Николай II.

Однако точку призвана поставить генетическая экспертиза. Ее финансирование с американской стороны будет вести Университет Флориды, среднеуральских экспертов будет спонсировать областное правительство. Для данных исследований лаборатория региональной судебно-медицинской экспертизы получит оборудование мирового уровня, что позволит ей в дальнейшем проводить изыскания самой высокой точности. Параллельно Генпрокуратура РФ проводит свое расследование - чтобы исключить версию о расстреле на этом месте репрессированных. В качестве эталона для исследования генетиков будут выступать ныне здравствующие родственники царской семьи. Также будет использована кровь, пролитая Николаем Романовым в 1891 г., когда он путешествовал по странам Востока.

Свое осмысление этого факта, художественный экскурс в тот далекий весенний день предлагает постоянный автор «МГ» историк Валерий ПРИВАЛИХИН.

Решительно сегодняшний день с самого начала ему нравился: поднялись довольно рано; прогулка на крохотном, почти игрушечном пароходике по озеру - он уже начинал забывать его название, кажется, «Бива», - удалась, завтрак в доме местного губернатора тоже прошел мило, непринужденно, и вот теперь выбирались из Отсу, держа путь в Киото, на джинрикшах, этом малопонятном для европейцев изобретении Востока. Впрочем, улочки древнего Отсу так узки, что проехать по ним в экипажах, не задев прохожих, почти невозможно. И уж вовсе сжатыми казались они нынче: от того, что на всем пути следования были расставлены полицейские-охранники. Джинрикши ныряли в живой коридор между полицейскими, минуя их рысцой.

С рассеянной полуулыбкой, держась за края колясочки, он глядел перед собой - на малорослого своего возницу, на жавшуюся к стенам домов за спинами полицейских публику в экзотических ярких одеждах, высыпавшую поглазеть на августейшего гостя из великой и снежно-холодной северной страны. Невольно на память приходили обращенные к нему по приезде в Японию слова князя Ухтомского: «Ваше Высочество, здесь всё до такой степени оригинально и декоративно красиво, что кажется искусственным. Точно не воочию видишь всё, а на рисунке, на подносе или изящном лакированном шкапчике».

И тогда, вслух, и сейчас, мысленно, он не мог не согласиться с князем. Действительно, как на рисунке. Или как во сне. Однако же еще неделя - и этот сон наяву кончится. После многомесячного путешествия по странам Востока они окажутся наконец опять на русской земле. Пусть за тысячи верст от Петербурга, на самых восточных окраинах... Может, близость свидания с родной землей, с людьми, которые все говорят по-русски, в последние дни и придавала веселости его настроению?

Он замечтался, мысленно перенесся с декоративной улочки Отсу на невские берега в Северную Пальмиру. Внезапный крепкий удар по голове вернул к действительности.

Он, лишь обернувшись, увидел перед собой перекошенное злобой лицо японского полицейского, понял, кем и чем был нанесен удар.

Боли он не почувствовал, не обратил внимания на хлынувшую из раны кровь. Было не до того - полицейский, держа саблю обеими руками, замахивался повторно. Он только крикнул: «Что тебе?» Крикнул машинально и бессмысленно и выпрыгнул из колясочки на мостовую, не думая куда, лишь бы подальше от опасности, и с подсознательной надеждой, что, может быть, кто-то придет на помощь, остановит потерявшего рассудок, метнувшегося к нему с саблей наголо полицейского из шеренги.

Он не ошибся. Когда оглянулся, взбесившийся охранник лежал на мостовой обезоруженный; кинувшиеся со всех сторон полицейские облепили злоумышленника, поволокли прочь с места преступления,  подальше от людских глаз.

Его тоже обступили. Почтительно. Приблизиться посмели только люди самого высокого ранга из обеих свит. Лица всех были потрясены, поражены ужасом.

- Ники, нужно сесть, - первым взял его под руку, потянул к дому, где была скамья, Джорджи - принц Георгий Греческий.

- Да, Ваше Высочество. Непременно, - сжал другую руку генерал князь Барятинский. - Ваша рана...

- Как вы себя чувствуете, Ваше Высочество? - раздалось сразу несколько голосов по-русски и по-японски. Слов, обращенных к нему по-японски, он не понимал, но смысл был ясен без перевода. По выражению лиц принца Арисугавы, местного полицмейстера, лейб-егеря микадо...

Он позволил усадить себя на скамейку.

Вопросы о самочувствии продолжали звучать. Некоторое время он, раненый, чудом избегнувший смерти, сидел молча. Он всё слышал. Он мог отвечать, но медлил. Из боязни, что в голосе его, когда он заговорит, не будет должной твердости, спокойной уверенности.

Наконец он улыбнулся, ответил на вопросы всех сразу, что с Божьей помощью всё обошлось, он чувствует себя недурно (хотя в голове стоял гул и подташнивало).

Голос не вздрагивал, и тогда он пожелал говорить еще, и говорил, кажется, о том, что это ничего что ранение, главное - пусть японцы не подумают, будто его отношение к этому гостеприимному радушному народу может измениться из-за только что произошедшего досадного случая. Он именно так говорил - не покушения, а случая.

Мозг его занимало одновременно множество мыслей, однако главными были всё-таки: как поскорей избавиться от взглядов свиты и публики, не показаться в чьих-то глазах хоть невзначай не то что жалким, нет, просто растерянным. И еще он думал, пока доктор Рамбах делал ему перевязку, почему Рамбах не выбрасывает пропитанные кровью платочки и тампоны, а передает какому-то знатному японцу, который бережно и с благоговейным ужасом принимает их и медленно, по-восточному церемонно в свою очередь вручает еще более высокопоставленному своему соплеменнику? И непонятно было, зачем с такой осторожностью поднимают с мостовой ненавистную саблю, которой чуть было не убили его и на лезвии которой запеклась его кровь...

Ему как-то не приходило на ум, что кровь его на платочках, тампонах, сабельном лезвии - это не простая кровь, а священная, царственная, кровь наследника самого великого в мире престола. И он не думал, ему было неинтересно и совершенно не было никакого дела до того, что для японцев и все запачканные его кровью предметы -драгоценные реликвии, которые нужно сохранить, как память о его, августейшего гостя, пребывании в Стране восходящего солнца.

Он не знал, - да и откуда? - он не был ясновидцем, и будущее для него было, как и для всех смертных, сокрыто, - что всего три года спустя волею Божией и судьбы он воцарится на русском троне, женится и будет иметь в браке пятерых детей. Что правление его продлится 23 года и закончится отречением от престола. А после, еще спустя полтора года, он и вся его семья будут жестоко убиты в Екатеринбурге. Что над трупами - его, жены его, их детей - станут глумиться: обливать кислотой, сжигать, забрасывать гранатами, а после зароют, сделают тайной тайн место погребения, чтобы никто и никогда не мог прийти на могилу, поклониться праху его и царственной его фамилии, несчастнейшей во всем свете.

Но поскольку для каждой тайны на свете означен свой срок, то в конце концов в уставшей за ХХ век от убийств и насилия русской стране будет получено разрешение отыскать его и семьи его останки. И тогда много более века спустя обратятся, чтобы провести экспертизу, к японцам с просьбой воспользоваться бережно сохраненными предметами со следами его собственной крови, пролитой в погожий весенний день 1891 г. на узенькой улочке старинного Отсу...

Ничего этого он, Николай Романов, 22-летний юноша царственного рода, путешествовавший со свитой по странам Востока, конечно же знать не мог. Он просто сидел, слегка оглушенный сабельным ударом, на скамейке, глядел на встревоженных людей из своей свиты, на исполненных ужаса японцев, призванных стеречь и не устерегших высокого гостя из России, и благодарил Бога, что и на сей раз всё обошлось, как два с половиной года назад при крушении их поезда в Малороссии под Харьковом. И так длилось, пока японский церемониймейстер с вымученной улыбкой и в поклоне не спросил его, не угодно ли, не соблаговолит ли Его Императорское Высочество проследовать в резиденцию губернатора для более тщательной перевязки, для отдыха, и он, наследник престола, легким кивком дал согласие...

Тула.