Путь только вперёд. Военная медицина требовала экстренных решений

Сегодня мы представляем читателям новую рубрику «Защитники Отечества». Этот год Указом Президента России Владимира Путина № 28 от 16.01.2025 посвящён людям, профессия которых – защищать Родину. На страже стоят не только ракетчики, танкисты, мотострелки, артиллеристы, лётчики, моряки и многие другие, но и военные врачи. Великую Отечественную войну выиграли раненые. Именно так однажды сказал маршал Советского Союза Константин Рокоссовский. В современных локальных конфликтах значение военной медицины тоже трудно переоценить.

 Первое интервью «МГ» для новой рубрики дал известный врач, организатор здравоохранения, советник при ректорате, заведующий кафедрой безопасности жизнедеятельности и медицины катастроф Сеченовского университета, генерал­полковник медицинской службы в отставке Иван ЧИЖ. А темой беседы стало медицинское обеспечение боевых действий в Чечне. Казалось бы, на названную тему написано немало научных статей в военно­медицинских журналах и общественно­политических изданиях, но остаётся ещё немало белых пятен и недосказанности в истории крупнейшего вооружённого конфликта, который поставил точку в борьбе с сепаратистами и бандформированиями на Северном Кавказе.

В этом году 18 апреля исполнится 25 лет, как Генеральный штаб Вооружённых сил РФ объявил о завершении контртеррористической операции в Чечне. Как считают некоторые военные эксперты, по своему пространственному размаху она (в 1999­2000 гг.) оказалась соизмеримой с корпусной и даже армейской операцией. Иван Михайлович в это время служил начальником Главного военно­медицинского управления (ГВМУ) Министерства обороны России – начальником медицинской службы Вооружённых Сил РФ. Он занимался подготовкой медслужбы и медицинским обеспечением группировки федеральных войск, участвующих в восстановлении конституционного порядка в горной республике. И внёс огромный вклад в становление системы медицинского обеспечения армии страны.

Тема сегодняшней беседы с И.М.Чижом: была ли медицинская служба готова к борьбе с сепаратизмом на Северном Кавказе или пришлось действовать, что называется, экспромтом?

– Иван Михайлович, в 1992 г. создано Министерство обороны РФ, а 7 мая того же года министром обороны утверждён Павел Грачёв. Тогда вас назначили начальником Главного военно­медицинского управления. Вспомните события, которые происходили в начале девяностых. Как формировались модели действий медицинской службы в период самой крупной контртеррорис­тической операции в истории новой России?

– Напомню, что националистические силы в Чеченской Республике сравнительно в короткие сроки, под лозунгами борьбы за независимость, свергли действовавший Верховный Совет, разгромили силовые структуры и объявили о выходе из состава Российской Федерации. Вся власть оказалась сосредоточена в руках радикальных исламских экстремистов и сепаратистов во главе с Джохаром Дудаевым. Своим указом от 1 ноября 1991 г. он объявил государственный суверенитет Чечни, основой был провозглашён исламский фундаментализм. К концу 1994 г. сложились условия, когда сохранить территориальную целостность и действие конституционных норм на территории Чеченской Республики стало невозможным без разоружения незаконных формирований и наведения конституционного порядка.

Я оказался на острие происходящих событий, когда шло становление медицинской службы Вооружённых сил РФ. Продолжалось переформирование частей, сокращение их общего количества. Понимал, к чему может привести ситуация на Северном Кавказе, считал, что следует крайне серьёзно готовить медицинскую службу к локальному вооружённому противостоянию.

В мае 1994 г. прошёл сбор руководящего состава ГВМУ и пленум учёного совета. Мы пригласили на мероприятия около 300 человек. Разработали и провели тактико­специальные учения с реальным развёртыванием всех сил и средств медицинской службы на полигоне под Санкт­Петербургом, на котором отработали модель действий медицинской службы в локальном вооружённом конфликте.

Обстановка стремительно накалялась. В ноябре 1994 г. Президент России Борис Ельцин провёл заседание Совета безопасности, где обсудили, как противостоять сепаратизму в Чечне. После этого последовал приказ: всем начальникам главных управлений Минобороны прибыть на аэродром Чкаловский. Когда мы были уже в самолёте, приехал министр обороны России П.Грачёв, уставший и плохо выглядевший, поздоровался и прошёл в рабочий кабинет. Затем к нам вышел начальник главного оперативного управления Генерального штаба Вооружённых сил РФ Виктор Барынькин и дал задание: «В Моздоке каждый из вас должен представить реальный план действий по ликвидации возникшей ситуации».

Решение пришлось обдумывать во время полёта, но основываясь на всех тех постулатах, которые были приняты и разрабатывались ранее. Когда началось совещание, мой доклад был третьим. Доложил, какие будут привлечены силы и средства медицинской службы (в том числе медицинские отряды специального назначения), наметил конкретные сроки и места дислокации. В течение суток самолётом перебросили первый медицинский отряд спецназначения в Моздок. Остальные формирования Северо­Кавказс­кого и Московского военных округов прибыли своим ходом по железной дороге. Я получал доклады об их размещении и готовности функционировать в условиях боевых действий. Так за несколько дней удалось создать группу медицинской службы к предстоящей операции.

– Какой вам запомнилась первая боевая задача, что она предполагала?

– За 2 дня до начала операции мне сообщили, что вскоре передадут особый пакет. Его действительно доставили самолётом в 12 часов ночи. В нём содержалось задание: отправиться в Грозный, забрать пленных российских военнослужащих. В этой поездке меня сопровождал главный врач одной из больниц Чечни и офицер Минобороны России. И вот, вместе с ними, в полевой форме, я прибыл в назначенный пункт, где вначале встретился с одним из лидеров сепаратистов Асланом Масхадовым. Первый раз тогда увидел, как «гарцевали» чеченские боевики на плацу. Масхадов быстро завёл меня в одно из помещений Дворца правительства со словами: «Давай быстрее сюда, иначе сейчас тебя растерзают». Оказалось, что президента Д.Дудаева на месте нет. С Масхадовым беседовал часа два. Примерно в 20:00 появился Дудаев. Мы с ним поздоровались, он знал меня по Афганистану.

Доставить 11 пленных в зал и передать их мне было поручено Генеральному прокурору Чечни. Сначала он показал мне картину боя на экране, сепаратисты засняли происходящее на видео: как горел танковый батальон добровольцев, по которому били из гранатомётов. Оставшиеся в живых находились в тюрьме местной службы безопасности. Я поблагодарил за то, что сохранили им жизни. Прокурор позвонил руководителю новоявленной службы безопасности и попросил привезти арестованных. Но тот отказался. В грубой форме стал кричать, что не подчинится. Прокурор парировал, что в противном случае его вооружённые боевики немедленно будут отправлены к зданию, где содержатся российские танкисты. Посмотрев на его охрану, я понял, что эти хорошо вооружённые люди не побоятся выполнить подобный приказ. Выглядели они, как настоящие головорезы и смертники. Но штурма не потребовалось, угроза, высказанная в категоричной форме, подействовала. И вскоре 11 военнослужащих были доставлены в зал дома Правительства.

Когда это произошло, Д.Дудаев пригласил меня на ужин. Но какой, к чёрту, ужин! Дальше надо было думать, как выехать на подконтрольную федеральным силам территорию… В 23 часа генеральный прокурор пояснил: «Я обеспечу вам безопасность на половине пути. Вторая часть дороги – неизвестность. Что там будет, я не знаю, ничего не гарантирую». Так и получилось, вооружённые чеченцы сопровождали нас. Но через какое­то время мы оказались на шоссейной дороге и поехали дальше самостоятельно. Километров за 5­7 до границы с Чечнёй (ехали в сторону Владикавказа) нас остановили у блокпоста. Автобус с освобождёнными из плена начали проверять вооружённые люди. Легковая машина, на кото­рой ехал я и мои спутники, остановилась за автобусом. Это был крайне волнительный момент. Рядовые боевики могли не подчиниться приказу начальства из Грозного и расстрелять ребят, а заодно и нас. Однако проверка документов завершилась. К счастью, нас отпустили. Казалось, опасность миновала. Но не тут­то было. Мы подъезжаем к границе с Владикавказом (а Ингушетия граничит с Северной Осетией) – и вновь видим вооружённых людей, как потом выяснилось, министерства безопасности Чечни и руководства Ингушетии. Я решил, что хоть снаряд и не попадает дважды в одну воронку, но лучше не рисковать. И громко дал команду: «Быстро в машину! По газам!». Так мы прорвались во Владикавказ по другой дороге, и без остановок. В город мы приехали в 3 часа ночи, а утром на вертолёте нас переправили в Моздок, где ребят встретили, а я доложил, что задание выполнено.

Какие же выводы можно сделать после нашей вылазки? Ответ напрашивался, к сожалению, печальный: намечались масштабные бои, Чечня была настроена воевать.

– То есть это был первый ваш эпизод новой войны на Кавказе? А как думаете, почему они вас отпустили?

– П.Грачёв договорился с Дудаевым, что тот отпустит ребят, которые находятся в плену. Лидер сепаратистов обещание выполнил. Наверное, всё­таки было желание воевать, но соблюдая определённые правила. Потом сепаратисты о них забыли, впали в почитаемое ими средневековье.

– Военная операция в Чечне потребовала каких­то новых решений в плане организации и оказания медицинской помощи раненым и больным?

– Когда стало очевидно, что вой­ны не избежать, что будут жестокие бои, я проехал с инспекцией по войсковым частям. Не только знакомился с возможностями подразделений, но и встречался с офицерами, беседовал, давал рекомендации, как действовать в сложной обстановке. Кроме того, к началу контртеррористический операции все необходимые решения были приняты. Но надо было их донести до каждого военного медика. Это было крайне важно.

– Какой стиль управления вы предпочитали в тот период – тотальный личный контроль или делегирование полномочий?

– Вначале был личный контроль, персональная работа по ключевым событиям. В последующем разумнее было делегировать полномочия, невозможно долгое время в ручном режиме управлять десятками частей и подразделений. Как полагается в военно­медицинской иерархии, врачи в воинских частях подчинялись командиру и старшему медицинскому начальнику по специальным вопросам, медицинские отряды специального назначения – командованию оперативной группы, в состав которой входил начальник ГВМУ с дислокацией в Моздоке. То есть мы выработали модель, и она позволяла оперативно реагировать на складывающуюся оперативно­тактическую обстановку.

Я держал на контроле только самое главное, тесно работал с Героем Советского Союза, генералом, командующим авиацией Сухопутных войск Вооружённых сил РФ Виталием Павловым. Виталий Егорьевич сделал всё, чтобы подготовить лётчиков и технику к полётам ночью, в плохую погоду. Раненых очень часто приходилось эвакуировать вертолётами. Мы обращались к нему за помощью – эвакуировать их из зоны боевых действий и всегда находили поддержку и понимание.

Мы делали всё возможное, чтобы военнослужащие, получившие ранения, как можно быстрее были доставлены на этапы медицинской эвакуации и получали необходимую медицинскую помощь в наиболее короткие сроки с момента ранения.

Результаты мы получили, по мнению экспертов, высокие!

– Какие вопросы вам приходилось координировать с коллегами?

– Конечно, мы действовали в особых условиях. Непростым делом была организация межведомственного взаимодействия. В медицинском обеспечении ведь участвовали подразделения Минобороны, МВД, ФАПСИ, ФСБ, МЧС, различных ведомств… Надо было как­то всё свести, консолидировать усилия. Приходилось много времени уделять коллегам из других дружественных структур. В этом направлении была проделана серьёзная работа.

К сожалению, война – это не только санитарные потери, но и безвозвратные. Возникли проблемы с идентификацией тел погибших. Пришлось ставить вопрос буквально ребром, куда доставляем «двухсотых» (так в армии называют убитых, когда они транспортируются на базу), как хранить тела и проводить опознание? Всё это требовало чётких ответов и решений, которые были в конце концов найдены. Пришлось создавать с нуля генетическую экспертизу.

– Вы участвовали в создании 124­й центральной судебно­медицинской лаборатории медико­криминалистической идентификации Министерства обороны?

– Да. Ростов­на­Дону в то время стал «прифронтовым» городом, именно туда вывозили погибших российских солдат и офицеров из воюющего Грозного. Мы создавали лабораторию с нуля, ничего не было. Признаюсь, прибегли к опыту США, потому что в нашей стране тогда никто не знал, как это делать. Этап за этапом сформировали судебно­медицинскую лабораторию Северо­Кавказского военного округа для опознания тел погибших бойцов. В итоге нам удалось идентифицировать до 93% останков. Судебно­медицинская экспертиза – это вопрос и общественно­значимый. Часть наших «строителей гражданского общества» пыталась использовать горе близких в своих недостойных политических целях.

Вторая чеченская кампания 1999­2000 гг., по большому счёту, уже шла по накатанному пути. Модель работы была абсолютно отработана, и особо вмешиваться не требовалось. Безусловно, выезжал на места, чтобы соорганизовать работу по оказанию помощи раненым и больным в медицинских частях и учреждениях, вносил некоторые коррективы в их деятельность. В целом же алгоритм действий сил и средств подчинённых структур был доведён до автоматизма.

– В таких условиях требовалась команда единомышленников. Как она создавалась? Какие непростые решения приходилось принимать?

– Мы начали сразу работать как одна команда, когда меня назначили начальником ГВМУ. Вот так и продолжили работу в чеченскую кампанию. Должен сказать, что в условиях боевых действий медицинское обеспечение играло крайне важную роль. Это была очень большая работа, хотя о ней мало кто знает. Мы с моими заместителями ежедневно сталкивались со многими проблемами и их успешно решали. Боевая обстановка нас всех сплотила. Все начмеды округов исполнительны, дисциплинированы. Каких­то радикальных разногласий или расслабленности, работы враскачку, не было. Все понимали, что от наших действий зависит жизнь солдат и офицеров.

– Как вы сегодня оцениваете работу службы в Чечне, которая была создана в том числе и вами в боевых условиях?

– Мы получили хорошие результаты. Анализ этого опыта позволил мне сформулировать 9 основных принципов построения системы медицинского обеспечения Вооружённых сил, которые действуют и сейчас. Это соответствие системы задачам, организационной структуре, стратегии и тактике действия войск; историческая преемственность в совершенствовании форм и методов медицинского обеспечения; развитие форм и методов медицинского обеспечения (повышение качества оказания медицинской помощи раненым и больным в войсковом и армейском районах без существенного увеличения её объёма, трудоёмкости процедур и усиления роли воздушной эвакуации); взаимозависимость элементов системы; комплектность и целостность элементов; соответствие технического оснащения другим элементам системы; специфичность системы и территориальность её построения, оптимизация управления.

Стартовала и огромная научная работа. Я выступил с докладом о военной медицине России на международной конференции в Стамбуле. И здесь мы услышали вновь знаменитую фразу, которую в XIX в. произнёс немецкий учёный, основоположник современной теории клеточной патологии – фундамента современной медицины – Рудольф Вирхов. Побывав в клиниках Московского университета, он восторженно выразил своё отношение на съезде врачей: «Учитесь у русских!». На этот раз и главный санитарный инспектор, начальник военно­медицинской службы Германии Демэр повторил слова предшественника.

Нас стали приглашать на международные научные мероприятия. Мы изучали опыт других стран, военные врачи разных государств перенимали наши решения. С 1998 г. везде, где я выступал, продвигал идею провести всемирный конгресс военной медицины в России. И в 2005 г. нам удалось воплотить в реальность это предложение. Зарубежные участники конгресса убедились воочию, что российская военная медицина – это эффективная, гибкая структура. Мы не только наработали собственный опыт, но и реализовали многие идеи, которые успешно применяются в других странах. На мировом уровне признали, в том числе и наши противники, что военная медицина в России достойна уважения. Думаю, что именно тогда мы преодолели очередной пик развития военной медицины, причём в масштабах всей страны.

– А почему в масштабах страны?

– Потому что нам удалось сделать то, что не делалось в гражданских условиях. Например, создали службу психологической поддержки военнослужащих. Сегодня это направление для людей, страдающих различными заболеваниями, активно развивается. Или возьмите чёткие алгоритмы действий при поступлении раненых и больных, которые разработаны в военной медицине. Конечно, в гражданском здравоохранении нет армейской вертикали и дисциплины. Но методически прописать, определить логистику, сроки, назначить ответственных, анализировать результаты – пример в этом показывала военная медицина. Мы же первыми ввели раннюю специализированную медпомощь. Зарубежных коллег впечатляло то, что делали наши хирурги, – это специалисты Военно­медицинской академии им. С.М.Кирова, Главного военного клинического госпиталя им. Н.Н.Бурденко, центральных военных госпиталей Минобороны РФ, которые спасли тысячи раненых, потому что работали на переднем крае борьбы за жизнь человека.

Владимир РЕШЕТНИКОВ,
заведующий кафедрой общественного здоровья и здравоохранения им. Н.А.Семашко Сеченовского университета,
заслуженный врач Российской Федерации, доктор медицинских наук, профессор,
генерал­-майор медицинской службы в отставке.

Алексей ПАПЫРИН,
главный редактор «МГ»,
член Этического комитета Минздрава России.

От автора

(В.Решетникова)

– Знакомство с Иваном Михайловичем произошло осенью 1997 г., после моего назначения начальником Саратовского военно­медицинского факультета. Начальник Главного военно­медицинского управления Министерства обороны Российской Федерации Иван Чиж прибыл вместе с группой офицеров для работы в Саратовском регионе. Мы провели с ним в ознакомительной поездке несколько дней. Побывали в ряде военных госпиталей. У него были встречи с коллективами врачей, слушателей, преподавателей военно­медицинского факультета. В Доме офицеров Саратова он прочитал лекцию о медицинском обеспечении Вооружённых сил, на которую прибыли офицеры медицинской службы различных гарнизонов области.

Помню нашу поездку в отдалённый район Саратовской области – в Шиханы. Мы приехали в незнакомое нам место в сумерках. Заплутали. Иван Михайлович быстро сориентировался. На мой вопрос, как ему удалось определить правильное направление, он, усмехнувшись ответил: «В Чечне не раз выводил колонны в незнакомой местности»…

Организационная работа офицеров Главка под руководством Ивана Михайловича позволила издать приказ о создании территориальной системы медицинского обеспечения Саратовской и Пензенской областей. В документе закреплялась головная роль Саратовского военно­медицинского факультета, в последующем военно­медицинского института. Благодаря такому подходу военнослужащие, члены их семей, офицеры в отставке и в запасе могли поэтапно получить медицинскую помощь, независимо от того, в каком роде войск или гарнизоне они служили. Система позволяла направлять пациентов на диагностику и лечение в центральные госпитали Москвы. Координирующую роль в маршрутизации играло наше высшее учебное заведение. Не могу не отметить и его, не побоюсь даже сказать, основополагающую роль в создании военно­медицинских институтов в Саратове, Самаре и Томске. Подобное управленческое решение вывело на новый качественный уровень военно­медицинское образование. Созданная клиническая база способствовала целенаправленной подготовке будущих военных врачей. Большую роль он сыграл и в дальнейшем развитии материальной базы нашего региона по животрепещущим вопросам. Это как обеспечения оборудованием, так и лекарственными средствами, расходными материалами.

Я служил под командованием И.Чижа с 1997 по 2004 гг. Приезжал в командировки в Москву и докладывал ему о состоянии дел в регионе. Он помнил десятки деталей и задавал конкретные вопросы. Как и положено настоящему врачу, он беззаветно служил раненым и больным военнослужащим, всегда проявлял доброе отношение к коллегам. Старался сделать всё возможное, чтобы солдаты и офицеры быстрее здоровыми возвращались в строй и к привычному качеству жизни. Мне запомнился звонок поздним вечером 13 декабря 2000 г., когда я получил высшее офицерское звание – генерал­майор медицинской службы. Где­то в 22 часа он поздравил меня со столь высоким званием и дал напутствие, которое много значило для меня в последующей службе.

Всегда поражали лидерские качества Ивана Михайловича. Он вырос в Белоруссии. После окончания школы, куда добирался из дома 5 км пешком или на велосипеде, избрал для себя специальность врача. И поступил в Витебский мединститут. А на 4­м курсе, после встречи с преподавателями Куйбышевского военного медицинского факультета, отбиравшего студентов, был зачислен в КГМИ. Он рассказывал мне, как по распределению назначен старшим врачом полка. Дальше проходил подготовку по организации здравоохранения во Львове. В 27 лет возглавил медицинскую службу дивизии. Проводил тактико­специальное учение медицинской службы Железной дивизии (такое почётное название носила 24­я мотострелковая Самаро­Ульяновская, Бердичевская,  ордена Октябрьской Революции, трижды Краснознамённая, орденов Суворова и Богдана Хмельницкого 2­й степени дивизия) за отличную организацию учений и подготовку личного состава был отмечен. Тогда же старшему лейтенанту И.Чижу было досрочно присвоено звание капитана медслужбы. А после окончания с отличием факультета руководящего медицинского состава Военно­медицинской академии им. С.И.Кирова подполковник м/с Иван Чиж получил назначение начальником медслужбы 38 общевойсковой армии Прикарпатского военного округа в Ивано­Франковске.

Следующим этапом карьеры стала служба в группе Советских войск в Германии. После неё переведён начальником медицинской службы Туркестанского военного округа. Занимался организацией медицинского обеспечения 40­й общевойсковой армии в Афганистане. Затем возглавил Главное военно­медицинское управление Минобороны России.

Отличительной чертой характера Ивана Михайловича является то, что он всегда стремился идти только вперёд, не сдавать завоёванные позиции военной медицины. В послужной список входит и защита докторской диссертации, открывшей перед нами новые горизонты в профессии военного врача. Он избран в 2004 г. членом­корреспондентом РАН. Из основных качества его характера выделил бы проницательность, взвешенность, продуманность принимаемых решений. Нередко поражался детальным знанием обстановки и его памяти. Настоящий офицер, талантливый военный врач и мудрый наставник!